Пауль Целан - Говори и ты

снег.

От того, как кровь потечёт

у тебя из глаза, рта или уха,

зависит, как переменится ключ.

Переменится ключ, переменится слово,

слово, что с хлопьями снега клубится.

От того, как толкнёт тебя ветер, зависит,

как на слово налипнет снег.

Говори и ты

Говори и ты,

говори, последний,

скажи свой сказ.

Говори —

Но не отделяй Нет от Да.

Одели свой сказ смыслом:

одели его тенью.

Одели его долею тени,

столько тени,

сколько, видишь, разделено между

полночью и полуднем и полночью.

Оглядись:

смотри, всё вокруг оживает —

Со смертью! И живо!

Истинно говорит, кто тень говорит.

Но место, где ты стоишь, сокращается:

И куда теперь, о лишённый тени, куда?

Поднимайся. Нащупывай путь вверх.

Ты стал уже, тебя не узнать, ты стал тоньше!

Тоньше: та нить,

по которой хочет спуститься звезда:

чтобы там внизу плыть, там внизу,

где видит свой отблеск: в зыби

блуждающих слов.

Из книги Sprachgitter Решётка речи

С письмом и часами

Воск,

запечатать то, что не написано,

то, чем твоё имя

разгадано,

то, что к твоему имени

будет ключом.

Приходишь, плывущий свет?

Пальцы, тоже из воска,

продеты в чужие

кольца, от которых больно.

Кончики пальцев оплыли.

Придёшь ли, плывущий свет?

Соты в часах пусты от времени,

пчёлы — их тысячи, все невесты —

собираются в путь.

Приди, плывущий свет.

Tenebrae^{1}

Близко мы, Господи,

близко, нас можно схватить.

Уже схвачены, Господи,

сцепились друг с другом, как будто

у каждого тело —

твоё тело, Господи.

Молись, Господи,

молись нам,

мы близко.

Согбенные ветром, мы уходили,

мы уходили, чтобы склоняться

над жёлобом и над мааром^{2}.

Мы шли к водопою, Господи.

Кровь, это она, это то,

что ты пролил, Господи.

Она блестела.

Нам в глаза она отражала твой образ, Господи,

глаза и рот стоят так открыты и так пусты, Господи.

Мы пили, Господи.

Кровь и образ, бывший в крови, Господи.

Молись, Господи.

Мы близко.

Matière de Bretagne^{3}

Свет из дрока, жёлтый, обрывы

гноятся к небу, острый шип^{4}

зовёт рану, и звон

в ней, и вечер, Ничто моря свои

катит к молитве,

к тебе устремляется парус кровавый.

Сухое, обмелевшее

русло у тебя за спиной, камышами

зарос его час, выше,

там, где звезда, молочные

прили^{5} вздорят в илистом дне, морские финики^{6},

ниже, копной, зияют в просинь, и преходящего

куст, прекрасный,

приветствует твою память.

(Знали ль вы меня,

руки? Я шёл

по развилке, как вы указали, мой рот

плевал свою гальку, я шёл, моё время,

бродячий занос, тень отбрасывало — вы знали меня?)

Руки, при —

зывный шип, рана, и звон,

руки, ничто, моря его,

руки, свет дрока, и

парус кровавый

стремится к тебе.

Ты

ты учишь

ты учишь свои руки

ты учишь свои руки ты учишь

ты учишь свои руки

спать

На уровне рта

На уровне рта, ощутимо:

заросли тьмы.

(Незачем, свет, тебе их искать, ты лежишь

силками в снегу, держишь

добычу.

Одновременно:

Тронута и Нетронута.

И то, и другое говорит с виной о любви

и хочет остаться и умереть.)

Шрамы на листьях, бутоны, реснички.

Виднеется, чуждое дню.

Присемянник^{7}, вскрыт и правдив.

Губа знала. Губа знает.

Губа вымолчит до конца.

Стретто^{8}

*

Вывезен в

местность

безошибочной колеёй:

Трава, написанная раздельно. --">