Василий Дмитриевич Федоров - Женитьба Дон-Жуана

тоской в глазах

Стоявших не для вида,

А в меру старой памяти их дружб,

По обязательству совместных служб,

Услуг взаимных, лишь Аделаида,

Пока Жуан не отошел последним,

В слезах стояла

За крестом соседним.

Мне приходилось замечать не раз:

Уход кого-то сплачивает нас,

В процессии ухода мы едины,

Нас музыка печальная ведет,

Никто не забегает наперед,

Держась благоразумной середины.

А после наши связи уже хрупки —

Похоронив, мы делимся на группки.

Шел первый снег.

Два срока есть в году,

Оберегающие красоту

С особой ревностью за человеком:

Цветение и снегопад, что сам

Догадливо прикрыл могилы шрам

Своим неторопливым первым снегом,

Но для рубца, горевшего багрово

В душе Жуана,

Не было покрова.

Он понял,

Что в душе его отцовой

Необходим для сына Феди новый,

Почти что материнский, уголок.

Пусть будет нечувствительным к утратам,

Пусть вырастает смелым и крылатым

Торителем космических дорог.

Да, да, пусть женский,

Черт возьми, халатик

Не затмевает красоты галактик.

Так рано

К слову доброму «отец»

Прибавилось недоброе «вдовец»

С его ходячим вариантом «вдовый».

Теперь в любви родительской горяч,

Даже во сне заслышав Федин плач,

Жуан вставал, помочь ему готовый,

Готовый с человечностью предельной

Его утешить

Песней колыбельной.

«Спи-засни, мой сыночек,

Подрастай, мой росточек,

А когда подрастают,

Дети спят и летают.

Как закроются глазки,

Полетишь ты, как в сказке,

Над родною землею

И над Бабой Ягою.

У старухи, у злыдни,

Нет заботы о сыне,

У старухи, у злючки,

Нет ни внука, ни внучки.

Злыдня зла не скрывает,

В старой ступе летает,

Вместо крыльев над мглою

Машет грязной метлою.

Спи-засни, мой сыночек,

Окрыляйся, росточек,

Настоящие крылья

Подарю тебе с былью.

Полетишь ты далеко,

Полетишь ты высоко

Над родною землею

И над Бабой Ягою…»

Читатель милый,

Вспомни, что в начале

Мы песни запевали без печали.

Счастливые концы всего милей,

Но я писал без мысли, чтобы легче,

Нет, не стихи, а судьбы человечьи

В мучительных исканиях путей,

В исканиях любви — до пониманья

Ее, как высшего

В нас достоянья.

Все беды,

Лезущие даже в строчку,

Увы, неотвратимы в одиночку.

Нам не дано самим изобрести

Свой легкий путь,

Свою любовь и нежность.

К трагедии приводит неизбежность,

А к драме может случай привести,

Хотя и случай, будучи нечаянным,

В ряду других

Бывает не случайным.

Что мне сказать,

Тоской не бременя,

Когда о счастье спросите меня?

Скажу вам, склонный

К прежнему пристрастыо:

Большое счастье — это, на мой взгляд,

Не только сам конечный результат,

Но и дорога, что вела нас к счастью.

И пусть никто из нас не забывает,

Что в чистом виде

Счастья не бывает.

А если так,

Зачем иных старанья,

Чтоб приуменьшить наши испытанья?

Ведь если счастье нам далось трудней,

То радость и торжественней и выше,

А если это так, зачем самим же

Обкрадываться в гордости своей?

Суровый счет ведите неудачам,

Особо тем,

Когда за всех мы плачем.

Да будет слово

Громом и набатом.

Суровый счет ведите всем утратам,

С пристрастием судите — чья вина?

Да будет вериться, что в наших буднях

Кому-нибудь на трудных перепутьях

Задаст урок Наташа Кузьмина,

Как жертва сил, пока еще несметных,

Не только темных,

Но и полусветлых.

Большой урок,

Не подчиняясь срокам,

Для всех времен становится уроком.

Безоблачной мечтая видеть даль,

Но кое-что уже предвидя кроме,

Мы мужеству учились на «Разгроме»,

На том пути, «Как закалялась сталь».

О, если б и моя строка крепила

На стройке века

Хоть одно стропило!

И если бы

При виде тяжких --">