Юрий Павлович Трубецкой - «Под этим небом черной неизбежности…»

расстелется,

С крыш повиснет лед,

Загудит метелица,

Окна занесет.

Все слова припомнятся,

Что звучат еще…

В тихой, теплой комнате

Запоет сверчок.

Сохрани же нежности

Синий огонек,

В снеговой безбрежности

Путь далек, далек…

1939

Сонет («От леса веет грустью безначальной…»)

От леса веет грустью безначальной.

Проходит стадо. Мелкий дождь сечет.

И следом за коровами бредет

И чист и звоном голосок хрустальный.

Дик. Очевидно, из деревни дальней

Сюда подал. Кривится детский рот.

Сейчас заплачет. Но нельзя. Поет.

Пастух-мальчишка. Русый и печальный.

Пора домой. Коровы побрели

Тропинками исхоженной земли,

Сквозь пестрые намокшие деревья.

А там вдали — широкая река.

Грачи на пашнях. Ветер и тоска.

Да серых туч осенние кочевья.

1940

В парке («Словам опять томиться нерожденным…»)

Словам опять томиться нерожденным…

Вон мальчуган играет на песке,

И летний луч огнем темно-зеленым

Скользит по смугло-розовой щеке.

Но потянуло с запада прохладой

И сумрачно вздохнули тополя.

И отвечает бормотанью сада

Таинственным молчанием земля.

1943

«Небо выше, светлее…»

Небо выше, светлее,

Нежней косые лучи.

В ясеневой аллее

Тревожно кричат грачи.

Тени легли, густые,

Темна под мостом вода.

Это было давно, в России,

А может быть — никогда.

1944

Старик («Сидит, на солнце согревая кости…»)

Сидит, на солнце согревая кости,

И смотрит сквозь очки на облака.

В глазах уже ни доброты, ни злости,

А просто беспредельная тоска.

И чувствует: она уже близка,

Придет на днях таинственная гостья, —

И желтая, иссохшая рука

Сжимает цепко рукоятку трости.

Еще пожить. Хотя бы только год,

А то лежать во тьме тысячелетья!

И тяжко охнув, со скамьи встает…

А небо меркнет в предвечернем свете

И, провожая вновь солнцеворот,

Сплетает время призрачные сети.

1945

«Жарок день под маревом тонким…»

Жарок день под маревом тонким.

Хвоя. Поросли бурой травы.

Католическая иконка

И небо стальной синевы.

По камням взбираются козы,

Колокольчиками звенят.

Пожелтели уже березы

И румянее виноград.

Сено звонкое на покосе.

Обмелела река, шумит.

Предвещая близкую осень,

Белый пух по ветру летит.

1946

Весна («Бледно светят Плеяды…»)

Игорю Чиннову

Бледно светят Плеяды

Наклонясь над равниной,

За оградою сада,

Где свежо и пустынно.

Лай собак на рассвете,

Дальний крик паровоза,

И последние эти

Украшенья мороза.

По привычке закуришь…

Так близки почему-то —

Острый холод лазури

И дремотное утро.

1950

«Блоковское, цыганское…»

Блоковское, цыганское,

Больное и чуть живое.

Раскольничье, окаянское

С окровавленной головою.

Трижды прокляты, бездомны

Нищи, — в дождь, в метель,

Поле, поезд, небо огромное.

Беженская постель.

1951

«Стоит старик на перекрестке…»

Стоит старик на перекрестке.

Он — буря, снег. Он здесь чужой.

Проходят дети и подростки

И полицейский постовой.

Он к ним никак не обращает

Рассеянный и смутный взгляд.

Из них никто не замечает

Его бессмысленный наряд.

Он между прочим слабо сделан

Из снега, ветра и воды.

--">