Алексей Максимович Парщиков - Я жил на поле Полтавской битвы

                                                               головой вниз,  чтобы добыть множитель косоухого страха - кровь крыс.  Скисшую кровь я известью осветляю и побелочной щёткой  мажу остовы и скелетные ветви погуще, так, чтоб стекало с коры.  В сумерках заячье стадо вкруг сада лежит, являя сомнений бугры, -  да! - ни один из них не пойдёт хоть за билет в новый Ноев ковчег  через ограду - столь щепетилен и подавлен мои враг.  Ножницы-уши подняли и плачут, а я                       в жизни не видел зайца и крысу в обнимку!  Я же падаю в кресло-качалку листать руководство по садоводству,  днём тепло ещё и ужи - змеями здесь их не называют -  миллионы км. проползают под солнцем, не сходя с места,  вот они на пригорке царят и, когда я их вижу, внезапно,  словно чулок ледяной мне надевают - это хвощёвое чувство.  Ух! Книгу читать, думать или вспоминать, а я выбираю - смотреть!  Сразу я забываю зайцев осадных и яблоню,  я забываю того, кого вижу.  Что это в небе трепещет леса повыше и солнца пониже?  В этом краю, где женщины до облаков и прозрачны,  зрю ли я позвонок, что напротив пупа и золотое меж них расстояние,  линию, нить, на какой раздувается жизнь на хромосомах,  как на прищепках - X, Y,... вдруг отстегнётся и по земле                                                                 волочится  краем, как пододеяльник пустой, психика чья-то - на то воля Господня.  Там образуются души и бегут в дождевиках, как стрекозах -  мальчишка-кислород и девочка-глюкоза.  ГЛАВА ВТОРАЯ. БИТВА 2.1.  Всё отзывается, хотя бы по третьему правилу Ньютона, пусть неохотно,  как Одиссей, увидавший семью свою; в землю входящая плотно,  лопата кидает пласт книзу лицом, огороднику это во благо,  череп я нахожу, у него в челюстях кляп из чужого флага.  Пётр, град его вечный и тусклый - окошко, заклеенное газетой;  гетман обеих сторон Днепра запорожского войска Мазепа;  его крестница Марфа - ведьмачка с черно-бурым румянцем на скулах;  Карл - рано лысеющий юноша, альфа-омега, Швеция, ваших загулов,  крепостной гарнизон, воеводы, солдаты обеих держав, пришедших                                                                 к позору, к победе, -  я припомню их всех, через Полтавское поле сверкая на велосипеде.  Вижу: копьё разбивает солдату лицо, вынимая из-под верхних зубов бездну,  слышу: вой электрички, подруливаю к переезду,  миную хозяйство вокзальное, клинику скорби, шоссе - везде долгий путь  наконец, - огород, в нём лопата торчит, землю пробуя перевернуть.  Пейзаж перепрятывал время, а время перепрятывало человека: стоп! -  тормозима надеждой, сабля сыплется над головой, как верёвочный трап,  Кого пополам развалили, душой открывает шоссе, уходящее клином на Гадяч,  вот рыцарь помпезный, рогаткой двоясь, меж машинами скачет,  неискореним был боец, но увидел в автобусе панну и мчится потрогать - за  лошадиную морду он принимает на поручне согнутый локоть,  и рухнул долой офицер, драгоценный драгун, и подняться не может, а лошадь  ноги забрасывает на солнце лямками сумки через плечо.  Кто мог погибать по три раза, по три раза погиб, и погиб бы ещё и ещё.  Куда же вы, шведы?³ На месте больничного корпуса "психиатрия"  они умирали, сражаясь с людьми, по чьим лицам мазнула стихия,  дрались пациенты - о, скважины вырванной мысли! - трубили и кисли,  на огородных работах бордовый бурак бинтовали, целуя. Кто пал  на складе железнодорожном, тот встал, словно взрыв из-под штабеля шпал.  Ты, начавший ещё при Петре, муравей, через поле твоё странствие длится!  В гуще боя я б мог продержаться не долее вечности, заголяемой блицем,  в гуще боя я на раскладушке лежал бы в наушниках музыки мира  под абрикосой,  перпрячет ли время меня? Переправа. Наушники - мостик над Ворсклой.  Кто б из рыб проскользнул меж сапог, и копыт, и обозных колёс?  Так запуталась местность летучая в армиях, в прядях волос.  Ты, кристальная бабочка, разве не будешь изрублена саблями битвы?  Проще в щелчке фотозатвора порхать, чтоб выйти, подобно клятве  войска: всезернием запечатляя верность сиятельству света.  Поле, что тебе свары? Русские - мак и полынь, дрок и васильки - шведы.  Это поле мой сад вытесняет на небо, фокусируясь в бедной моей лачуге,  комары надо мною разломом гранита зернятся, морочат свечу, и -  это поле казалось мне центром планеты, вдруг всплывшим наружу,  кулаком серебристым, сжимающим точку, откуда исходит оружие.  2.2. ТОЧКА ЗРЕНИЯ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ  Сколько --">