Николай Алексеевич Клюев - Сочинения. В 2-х томах

берестой натерта — моржевому зубу белей не быти…

Жизнь моя — тропа Батыева: от студеного Коневца (головы коня) до порфирного быка Сивы пролегла она. Много на ней слез и тайн запечатленных. Труды мои на русских путях, жизнь на земле, тюрьма, встречи с городом, с его бумажными и каменными людями, революция — выражены мною в моих книгах, где каждое слово оправдано опытом, где все пронизано Рублевским певчим заветом, смысловой графьей, просквозило ассисом любви и усыновления.

Из всех земных явлений я больше люблю огонь. Любимые мои поэты — Роман Сладкопевец, Верлэн и царь Давид. Самая желанная птица — жаворонок, время года — листопад, цвет — нежно-синий, камень — сапфир. Василек — цветок мой, флейта — моя музыка.

(1926)

«ПЕСНОСЛОВ» ^[1]

Сосен перезвон

Александру Блоку –

Нечаянной Радости

1 В златотканые дни сентября

В златотканные дни Сентября

Мнится папертью бора опушка.

Сосны молятся, ладан куря,

Над твоей опустелой избушкой.

Ветер-сторож следы старины

Заметает листвой шелестящей.

Распахни узорочье сосны,

Промелькни за березовой чащей!

Я узнаю косынки кайму,

Голосок с легковейной походкой…

Сосны шепчут про мрак и тюрьму,

Про мерцание звезд за решеткой,

Про бубенчик в жестоком пути,

Про седые бурятские дали…

Мир вам, сосны, вы думы мои,

Как родимая мать, разгадали!

В поминальные дни Сентября

Вы сыновнюю тайну узнайте,

И о той, что погибла, любя,

Небесам и земле передайте.

2 Весна отсияла. Как сладостно больно

Весна отсняла… Как сладостно больно,

Душой отрезвяся, любовь схоронить.

Ковыльное поле дремуче раздольно,

И рдяна заката огнистая нить.

И серые избы с часовней убогой,

Понурые ели, бурьяны и льны

Суровым безвестьем, печалию строгой —

«Навеки», «Прощаю», — как сердце полны.

О, матерь-отчизна, какими тропами

Бездольному сыну укажешь пойти;

Разбойную ль удаль померять с врагами,

Иль робкой былинкой кивать при пути?

Былинка поблекнет, и удаль обманет,

Умчится, как буря, надежды губя;

Пусть ветром нагорным душа моя станет

Пророческой сказкой баюкать тебя.

Баюкать безмолвье и бури лелеять,

В степи непогожей шуметь ковылем,

На спящие села прохладою веять

И в окна стучаться дозорным крылом.

3 Наша радость, счастье наше

Наша радость, счастье наше

Не крикливы, не шумны,

Но блаженнее и краше,

Чем младенческие сны.

В серых избах, в казематах

В нестерпимый крестный час

Смертным ужасом объятых

Не отыщется меж нас.

Мы блаженны, неизменны,

Веря любим и молчим,

Тайну Бога и вселенной

В глубине своей храним.

Тишиной безвестья живы,

Во хмелю и под крестом,

Мы — жнецы вселенской нивы

Вечеров уборки ждем.

И хоть смерть косой тлетворной

Нам грозит из лет седых,

Он придет, нерукотворный

Век колосьев золотых.

4 Вечер ржавой позолотой

Вечер ржавой позолотой

Красит туч изгиб.

Заболею за работой

Под гудочдый хрип.

Прибреду в подвальный угол —

В гнилозубый рот.

Много страхов, черных пугал

Темень приведет.

Перепутает с просонка

Стрелка ход минут…

Убаюкайте совенка,

Сосны, старый пруд!

Мама, дедушка Савелий,

Лавка глаже щек…

Темень каркнет у постели:

«Умер паренек».

«По одежине — фабричный,

Обликом — белес»…

И положат в гроб больничный

Лавку, старый лес.

Сказку мамину на сердце,

В изголовье — пруд,

Убиенного младенца

Ангелы возьмут.

К деду Боженьке, рыдая,

Я щекой прильну:

«Там, где гарь и копоть злая,

--">