Льюис Кэрролл - Ранние стихи

За чучело встав как-то днем,

Кричала скорбно — в горле ж ком, —

Что беззаконен наш закон!

Мир погрузился в темноту,

Знакомый голос в пустоту

Кричал: «Преследуйте! Ату!»

Ночь отцвела, и цвет рассвета

Вдруг пробудил порывы ветра,

Прогнавшие виденье это.

Ушла кровать из сна на ножках

И виселица с петлей — тоже,

А Ро и До на смертном ложе.

И нервы иногда дрожат:

Ведь в недрах сердца где-то спят

Виденья мраморных палат.

Оксфорд, 1855

На вересковой пустоши

[Всегда бывает интересно узнать, откуда наши великие поэты заимствовали ту или иную идею, — именно этот довод и придал нам решимости опубликовать нижеследующее, хотя вполне возможно, что его появление в свет причинит боль почитателям Вордсворта и его поэмы «Решимость и Независимость».]

На пустоши, где вереск сам

    Заполонил дольмен,

Я старца встретил — он был хам,

    А я был джентльмен.

Его остановил вопросом:

    «Где ты живешь и кто?»

Ответа ж не упомню просто,

    Мой ум, как решето.

Старик: «Ищу я пузырьки,

    Они на мыло дуются,

Пеку из них я пирожки

    И продаю на улице.

Их покупают моряки,

    Что в буре среди вод, —

Так мне на хлеб добыть с руки,

    Что ж, угощайтесь — вот!»

А я усердно размышлял:

    На десять — как умножить?

Но на вопрос мой отвечал

    И он вопросом тоже.

А я не слышал его слов,

    Но лишь слегка лягнул.

Скажи мне: «Кто ты и каков?» —

    И тут же ущипнул.

И он поведал мне с акцентом:

    «В горах ищу ручей,

Чтоб вставить дивным самоцветом

    Его в огонь скорей.

И если я тружусь без лени,

    То маслице Роланда

Получится, — дают полпенни.

    Но разве столько надо?»

Но план не шел из головы

    Окрасить в зелень гетры,

Так много краски у травы,

    Что станут незаметны.

А я пощечину влепил,

    Вопрос задав по ходу,

И седину растеребил

    На старце благородном.

В ответ мне: «За глазами пикши

    Средь вереска, но летом,

Охочусь — сделать в ночь потише

    Мне б запонки к жилету.

Но разве золото получишь?

    Хоть серебра б отмерить!

Заплатят медную полушку —

    Они же стоят девять.

На крабов выставлю силки,

    Отрою масло с хлебом,

Найду с цветами бугорки

    На колесо для кеба.

Что ж трудно жить неприхотливей,

    Он подмигнул без лести, —

Ну а не выпить ли нам в пиве

    Здоровье вашей части?»

Но вдруг я понял, как все просто:

    И стало ясно мне,

Как уберечь Минайский мост,

    Сварив его в вине.

Я принялся благодарить

    Его за слог игривый,

За то, что он хотел испить

    Мое здоровье в пиве.

Когда засуну от тоски

    В клей пальцы вместо кисти,

Носок, что с правой был руки,

    На туфлю с левой кисти,

Когда очнусь: как это странно

    Что я сказал — не верится.

Мне вспоминается мой странник

    На пустоши из вереска.

(1856)

Песенка шутливой Черепашки

А там — век в глубине морской

Омары жирны — все насквозь,

Им любо танцевать с тобой,

Мой благороднейший Лосось!

Хор:

Лосось! Плыви и вверх, и вниз!

Лосось! Всем телом изогнись!

Рыб в море много завелось,

Но лучше всех — Лосось!

Мисс Джонс

[Это шаловливое стихотворение написано в жанре попурри и составлено из двадцати двух мелодий, начиная с песенки «Капитан и Его Усы», кончая «Правь, Британия…»]

Меланхоличные куплеты будут быстренько вам спеты,

Они ж, очки подозревают, чувства сильно задевают,

Ну а последний стон мисс Арабеллы Джонс

Растопит сердце у камней в любой мороз.

Сухопар был Симон Смит, она же сохнет и глядит,

Он звал ее всегда мисс Джонс — не преступив черты,

Чтоб звать по имени — тем более на ты.

Сказала: «Симон --">