Глеб Леонидович Бобров - Осколки

в крови, поту, блевоте,

скотинке серой, выблядку войны…

Что морщитесь?

А, вона как — нежны…

Ну, ясен пень: мы нахрен не нужны,

мы только вам — должны, должны, должны…

В жару и холод — топать, топать, топать,

втирая в лбы пороховую копоть,

в бою неловко дыры в теле штопать,

зарыться в землю, прорасти в окопы —

и гибнуть, прикрывая ваши жопы.

…А так вам

нету дела до пехоты.

Ромашка

Ромашка на бруствере…

Глупо…

Здесь лучшие саженцы —

пули.

Небес бронированный

купол

хранит пулеметные

ульи.

Ромашка на бруствере…

Странно…

Здесь место осколкам

горячим.

Смотрите, как бруствер

изранен,

ромашку уж точно

не спрячет.

Ромашка на бруствере…

Чудо,

растущее прямо

в закат…

Себя ощущая

иудой,

срывает ромашку

солдат.

И слышит ромашка —

шепнул ей

солдат, не скрывая

вины:

нельзя вас, ромашек,

под пули…

Хватает и нас

для войны…

Госпитальная молитва

Я помню только боль —

и ничего иного…

Но все же из молитв

всплывает исподволь

никак не вспоминаемое слово,

которое — единственный пароль…

Оно, быть может, ключ,

чтоб вырваться из плена —

несвежих простыней

и трещин в потолке,

бесформенных теней

на госпитальных стенах,

бессонницы, отточенной,

как нож на оселке.

Я помню только жар —

и ничего иного…

И из войны в войну

земной катится шар,

стирая в пыль завещанное слово

и обнажая лезвие ножа.

А нож, как видно, зол

и жаждет омовенья

в кровавом и шальном

безудержном пиру,

и видятся в окно,

как светопреставленье,

судьбина беспросветная

и тризна на юру.

Я помню только тьму —

и ничего иного…

Молюсь, чтоб вопреки

бессилью своему

я вспомнил ускользающее слово —

оно бы и прикончило войну…

Оно в последний раз

рвануло бы гранатой,

влепило пулю в лоб,

не чувствуя вины…

И сколотило гроб —

не для меня, солдата…

Для, наконец, законченной —

и навсегда — войны…

Война обманет

Война (сказать бы поточней)

Все ожидания обманет…

Здесь кто-то станет сволочней,

Кого-то здесь совсем не станет,

А кто-то, сдюживши в бою,

Дорогу к миру не осилит…

Война — проверка на краю…

И жесткий выбор: или — или…

И те, кто выжил, но не дюж,

Не устояв пред искушеньем,

Оставят здесь останки душ

И не заметят пораженья.

И потому слова молитв

Звучат в бою и после боя:

О, Боже, пусть душа болит…

Болит — останется живою.

Не до плача…

Ну, что ты, осень, плачешь у заставы?

Оплачь тогда и наших, и чужих…

Ни мы, похоже, ни они не правы,

Ну, так и что же — нам не целить в них?

Но здесь война. И значит — не до плача.

Слезою затуманивши прицел,

схлопочешь тотчас парочку горячих…

Кто первым бьет, тот, стало быть, и цел.

Вот так, сестра… Дождем да листопадом

смущать солдата — это смертный грех.

А вот убьют — тогда с тобою рядом

я стану, осень, и оплачу всех.

У меня все нормально…

У меня все нормально,

нормально,

нормально…

Под рукой автомат — вороненою сталью,

за спиною —

скала

неприступной стеною.

Все нормально, нормально, нормально со мною…

Ну, а то,

что в груди

непрестанно клокочет,

так ведь это, наверно, закончится к ночи.

А вообще — все нормально,

нормально,

нормально…

Правда, трудно дышать, будто воздух — хрустальный.

Но зато уж

от --">