Мигель де Унамуно - Стихи

началам,

латынь чеканил на испанской лире,

король Альфонс Европу просвещал им,

Колумб поведал об открытом мире.

Язык мой, как ковчег, стал местом встречи

ста разных рас, живущих в отдаленье.

И семена, что сеяли с охотой

апостолы, цветут испанской речью.

Ведь Бог на ней послал нам откровенье,

Евангелие дав от Дон Кихота.

НИ ЖЕРТВОЮ, НИ ПАЛАЧОМ

В войне ищу я мира, в мире — брани,

в делах — покоя, а в покое — дела,

которое взорвёт, что накипело

под коркой льда в бушующем вулкане.

Ответив на слепой судьбы призванье,

скитаюсь по земле, и ставлю смело

жизнь — за игру, игру — за жизнь, удела

спокойного чураясь. Пребыванье

в обличье черепашьем ли, орлином

мне тягостно. Таскать приросший дом,

или кружить по небу — всё едино.

Пусть мы от воли Божьей не уйдём,

но сам я выбрал в жизни путь срединный,

ни жертвою не став, ни палачом.

ВСЕОБЩАЯ БОЛЬ

Замолкни, сердце, спрячь свои скрижали

со списком бед, и пусть они истлеют

на тёмном дне. Кто сам себя жалеет,

не должен посвящать в свои печали

других, чтоб их дома не стали

приютом плача. Жалобы, что зреют

в душе самовлюблённой, всюду сеют

лишь суетность. Не отделяли

своих скорбей от общих люди чести,

и ты ищи, хоть это будет трудно,

ту боль, в которой ты — со всеми вместе,

ту боль, что не унизится до мести, —

ведь мелочно всё, что сиюминутно,

она же — высшей святости предвестье.

ВСЁ ПРОХОДИТ

Красна земля, а небо ярко сине;

нагое солнце мечет стрелы зноя.

Сиеста. В тень укрылось всё живое,

и жухнет на глазах листва в долине.

В сени большого дуба на вершине,

недвижно-черной, возлежит в покое

недвижно-чёрный бык — вниз головою

в болотце отражён, что дремлет в тине.

Как изразец, едва-едва из печи

исторгнутый — впечатано виденье

в пространство дня, что долог и беспечен.

Но этот мир не прочен и не вечен,

и вестницей времён коловращенья

поёт цикада, приближая вечер.

Несколько сонетов из книги Мигеля де Унамуно "От Фуэртевентуры до Парижа"

В сборник "От Фуэртевентуры до Парижа" (1925) вошли стихи, написанные Мигелем де Унамуно в изгнании, в том числе на одном из маленьких Канарских островов — Фуэртевентура, куда поэт и бывший ректор университета Саламанки был сослан за публичные выступления против профашистской диктатуры генерала Примо да Риверы.

* * *

Нагое море, сердце мирозданья!

С тобой я как с супругой обнимаюсь,

в твой вечный взгляд всецело погружаюсь,

и в смерти не желал бы расставанья!

В миру я обречён лишь на скитанья,

но я частицею твоей являюсь,

и в глубине твоей найти пытаюсь

ту нить, что свяжет два существованья.

Как бредили тобой сухие дали

Кастилии, безводные от зноя,

и цепи Сьерры о тебе вздыхали!

И грезили тобой потомки Ноя,

не могучи прочесть твои Скрижали

сияющие древней новизною.

* * *

Как сердце матери, нагой и мускулистой,

о море, колыбель шумов неспешных,

лишь ты отрада в мыслях безутешных,

и наполняешь их лазурью чистой.

Ты — Божий щит, блистающий лучисто,

гнездо огромное штормов и бурь кромешных,

ты — и молчание, и стоны безутешных

изгнанников на берегу скалистом.

Твоих приливов нежность несказанна,

в них — пульс Вселенной и пучина горя,

что сердце распознает без обмана.

Ты царствуешь с начала мира, море,

и песнь твоя, забвеньем осиянна,

влечёт нас в недра собственных историй.

* * *

К чему все буквы, рифмы, словопренья,

когда напевы море навевает?

Словесный лепет ветер заглушает,

хоть ветер не заглушит песнопенья.

Цикадой, бессловесной с дня творенья,

оно без устали рокочет, воспевая

блаженство видеть свет. Душа нагая

в той песне обретает утешенье.

Ты — кровь, о море, кровь, что стала песней,

ты --">