Роман Дих - Песни с темной стороны

блаженно втягивает в себя дым.

Она обходит столик, бухается на колени, и принимается просить-молиться, и слова идут из души, просит самого нужного ей, необходимого:

— Бог мой, сделай так, чтоб муж мой бывший, тварь поганая, подох там, на Севере у себя, замёрз, что ли где-нибудь, или какой медведь его задрал там что ли, и чтоб он со мной больше за квартиру судиться не собирался!

Татьяна Степановна никогда не бывала в тех местах, что её бывшему знакомы не понаслышке, однако убеждена что там вечные морозы, а медведи, непременно белые, передвигаются стаями и жрут всё, что им попадётся, и она кланяется, и волна религиозного экстаза поднимается в ней.

— Угу-у-у, — отвечает он.

— Бог мой, сделай так, чтобы моя начальница заболела, что ли, или убрали её куда-нибудь там, ну, чтобы гадюка эта меня больше не трогала! — калека со стены важно кивает, мол, и эта просьба услышана.

И ещё много-много чего просит Татьяна Степановна. Её личный бог слушает её, утвердительно мыча время от времени, потом соизволяет ответить:

— Ты, это… — и кивает куда-то вниз.

И она, зная, что от неё требуется, и так и не поднявшись с колен, ползёт, огибая столик — алтарь, к стене с висящим там.

«Всё, всё он исполнит» — думает Татьяна Степановна, пока…

Потом она, умиротворённая, сворачивается в клубочек на диване и перед тем как уснуть, размышляет. Её мольбы услышаны, и подтверждение тому она получила из первых уст, безо всяких посредников, она сама себе священник. И всё непременно сбудется… наверное. А если не сбудется? И очередная крамольная мысль приходит: «А если не сбудется, то её личный бог целиком в её власти. А возводить и ниспровергать богов людям не привыкать, как известно».

Идиллия усопших

Ещё закатное солнце прощально золотит верхушки кладбищенских крестов и памятников, а два неугомонных друга, Славка и Витёк, вылезают из своих могил и принимаются бегать взапуски по широким, чисто убранным дорожкам их кладбища. Дети и дети, что с них возьмёшь!

Славка здесь всего несколько месяцев, его машина сбила; сперва очень тосковал по дому, бегал туда раза два даже, но умершему нет места среди живущих: заходит в знакомую до боли квартиру, и ощущает, что не то всё здесь, чужое! Однажды маме показался, с той истерика случилась: «Сыночек, ты живой, ты вернулся!» И так неудобно пацану стало, смутился уже не детским своим мироощущением мертвеца. Да, как ни крути, покойник, который если кому и явится, то чаще всего призраком, и обычно в том виде, каким его запомнили близкие при жизни, а никак не в телесном. Тело-то его, искорёженное колёсами машины, лежит себе в могилке, и уже давно тронуто разложением.

Витьку гораздо веселее: они всей семьёй похоронены, уже лет пять. Тогда, Витька рассказывал, во время домашнего застолья, обмывали новый карабин, Витышным папой купленный, и произошла драка. Был там, среди приглашённых один, дядя Гриша, бывший отцов сослуживец. Уже в конце застолья, когда немногочисленные гости разошлись, свара началась между отцом и этим… дядей Гришей. Закончилась поножовщиной. Озверевший гость вначале истыкал ножом отца, потом подхватил покупку, которую они перед этим обмывали — новёхонький карабин «Тигр» и, обезумев, видно от алкоголя и крови, устроил пальбу по домочадцам уже истекающего кровью хозяина: Витьке, его маме и младшей сестрёнке.

Когда убийца семьи сидел под следствием, семья всем скопом путешествовала положенные им сорок дней по миру, мама Витька, рассказывая Славке об этом, шутила: «Ну, точно цыгане!», и заглянули они тогда в камеру к человеку, лишившему их жизни: сплачивала их не только семейственность, но и общая укоризна убийце — жить бы всем да жить, а их…

Следователь как раз счёл убийцу особо опасным для общества и поместил в отдельную камеру; там и появилась как-то ночью убитая им семья, причём в том виде, в каком их смерть настигла, и стены тюрьмы огласились воплем душегуба. Когда дежурный по изолятору временного содержания заглянул к нему в камеру через глазок, заключённый истошно вопил, указывая куда-то пальцем, и был уже седым. Потом всё же комиссия психиатров признала его полностью вменяемым, и он получил своё пожизненное.

Ну да ладно, это всё уже в прошлом. А теперь у них всех, обитателей кладбища, только настоящее: привязанность к новым их жилищам, к могилкам да полусгнившим телам — земным оболочкам.

Уже стемнело, на --">