Александра Александровна Свиридова - Нью-Йорк, 11 июня 2020 года

не принимаю. А вы – нет.

ПС.

Сейчас, когда минули сутки и немного отлегло, прочла, что помимо всех памятников, которые сбросили, запрещен к показу фильм «Унесенные ветром», как пропаганда… Не знаю, чего… рабовладельчества? Подумала, что лучше бы русские писали это название на сербском: «Прохуяло са вихором». Это оценили бы мои херсонские босяки.

Ибо воистину «Прохуяло са вихором» время, когда мне было не страшно гулять по Манхеттену в любое время дня и ночи. Теперь страшно. Настало время для прогулок других людей. И очарованная погромщиками бывшероссийская образованщина ведет себя так, будто не Пастернак писал «Высокую болезнь», и не они её читали.

Помню, как это уже однажды было, когда –

«А сзади, в зареве легенд,

Дурак, герой, интеллигент

В огне декретов и реклам

Горел во славу темной силы,

Что потихоньку по углам

Его с усмешкой поносила

За подвиг, если не за то,

Что дважды два не сразу сто.

А сзади, в зареве легенд,

Идеалист-интеллигент

Печатал и писал плакаты

Про радость своего заката.»

Еще нашла в сети стишок, что вертелся в голове под запах свежей фанеры. Юрий Нестеренко сочинил его в другой стране в другое время и о другом. Сокращаю, чтоб не обременять.

Те же там же и так же то же...

Под собою страны не чуя,

Наблюдая все эти рожи,

Одного лишь теперь хочу я.

Не мечтаю уже о лете,

Не хочу ни в купцы, ни в князи -

Я хочу одного на свете:

Я хочу, чтоб вы сдохли, мрази.

……

Наступает он, зрим и четок -

Край, когда одного лишь надо:

Не зарплат, не жратвы, не шмоток,

А того, чтоб вы сдохли, гады.

Вместе с вашей холуйской спесью,

Вместе с вашей вселенской ложью,

Вместе с вашей блевотной лестью,

Вместе с вашей рычащей вошью.

Ноябрь 2007 г.

И последнее. Был у меня пёс. Небольшой – с английского пойнтера. Нас однажды атаковал питбуль. Вцепился псу в горло, но сомкнуть зубы не смог: у моего был железный ошейник. Пит поранил его, но только шкуру. Я вымыла рану, остановила кровь, выждала сутки, и сняла льняную повязку. Пес принялся зализывать рану. Ему было трудно, но он усердно занимался делом. Мы приносили ему питье, когда он уставал, смазывали рану его любимым сливочным маслом или сметаной. И он снова лизал и лизал. Позволял заглядывать в рану, словно хотел дать нам возможность убедиться, что ему лечение удается лучше, чем нам. Я запомнила его терпеливый труд. Запомнила, как не скулить, ни на кого не рассчитывать, а просто – зализывать рану.

Нью Йорк оправится от побоев.

Фанеру снимут, когда под ней заживет.

Только я ничего не забуду.

«Никто. Никому. Не равен. Никогда.»

--">