Татьяна Андреевна Тюрина - За Камнем

силах шелохнуться от подступившего ужаса. Из-за туч выкатились и засияли в небе сразу две луны. Свят! Свят! Свершится что-то страшное! Чужая, дикая сторона. Что они тут потеряли? Что найдут? И найдут ли? А вот их найти здесь могут. Они осваивают Сибирь, а она - их. Отыскивает слабину, подстерегает.

Степан подкинул веток в костёр. В пламени костра возник силуэт - худенькая девчушка с острыми плечиками.

- Спаси меня, добрый человек! Увези отсюда! Буду тебе женой верной, али сестрой, коль жена есть... - жалобный голос послышался так явственно, что мороз пробежал по загривку.

- Марфинька?

Степан вскочил, замахал руками, разгоняя дым. Обежал вокруг костра. На том месте, где только что виднелся силуэт, быстро таяло светлое пятнышко - и следочка не осталось. Померещилось?..

Наступила осень. Позади два года боёв с басурманами, коих бил Акиньшин нещадно. И хотя пущенным кровям радоваться так и не научился, труса из души кое-как, по каплям, выдавил. Неможно иначе на поле бранном. Ежели не ты врага, так он тебя, - известная истина. У татарина рука не дрогнет, приложит копьём али махнёт кривой саблей, и останешься лежать со своей девичьей нежностью в басурманской земле. Обрывать на чужбине молодую жизнь не хотелось. Степан окреп телом, глядел твёрдо, носил жёсткую рыжеватую бороду. Руки его теперь могли управляться пищалью и бердышем так же ловко, как давеча пером.

Тут другое. Чуял Степан, что здесь, за Камнем, как-то неладно. И дело не в вогулах, селькупах или воинах татарских. Перед этими - казаки шеи не гнули, да и положили их несметную тьму, остатних - обязали к ясаку. Суровая ледяная страна - Сибирь. Имелось здесь будто чьё-то тайное влияние, чья-то невидимая рука заправляла всем в неведомых целях. Не давалось в руки богачество, без которого не можно им домой воротиться. Удача, словно девка-гулялка, то подпустит близёхонько, а то покажет язык, махнёт подолом, отвернётся стыдливо. Возьмут было казаки ханский улус малой кровью, захватят пленников, товаров разных, изумрудов-яхонтов, оружие - и размечтаются, как домой ворочаться станут... А тут - на тебе: налетит откуда не возьмись отряд конников да перебьёт людей. От добычи пшик один. Малые кровя большими оборачиваются. И снова манит лукавая девка - другими улусами, новыми сокровищами. И снова ловушка. И рад бы повернуться лицом к своему страху. Только где он? Нет никого вокруг. Будто в самом воздухе шевелились злобные силы, смутно угадывались во мраке, пугали.

В ветреный день росы нет, в раздумьи сна нет. Кому рассказать-поведать о сомненьях своих? Казакам? Они грубнее, не поймут, засмеют. Вон Микита храпит рядом. Зойный казак. Он первый задразнит... Ермаку Тимофеевичу? Тому и так не сладко. Столько добрых товарищей потерял. Да и что говорить-то? Что враги ведут себя вероломно?.. Это он и сам видит. Что ночами приходит Марфинька и плачет жалобно?.. Как о стыдном таком скажешь?.. Воротить бы назад - не дал бы в обиду боярышню! А так... Тем паче, не до этого атаману. Не спит ночами, тоже ворочается.

Сильно потрепало войско гулянье по Сибири, лютые зимы да неприятель... Большая часть казаков костьми устелила, удобрила и без того тучную землю. Оставшиеся в живых роптали:

- Разве для погибели своей идём за Ермаком Тимофеевичем?

- Разве смертушки на чужбине желали?

- Помрём мы здесь.

- Никак не можно отступать, робяты. Побежим - догонит Кучум и не то что стрелами, камнями закидает голые спины. Тогда точно помрём, - говорил Ермак. - Терпите, братцы. До самого сердца Сибирского ханства дошли. Чего уж теперь? Впереди один Искер. Дворец Кучумов, полон злата-серебра нас дожидается. Захватим его, а уж с ханским богачеством и к царю возвращаться можно.

Казаки плыли на стругах, а по берегу их сопровождали конные разъезды. По всему было видать, что Кучум стаскивает силы и готовится к бою.

Река шла на сужение. В самом узком месте, преграждая путь, натянуты толстые цепи. Не пройти стругам. Стали приставать к берегу. На нём будто мишени выстроились вершники.

А они и есть мишени.

- Ату их!

Казаки пальнули из пищалей дружно, басурмане отступили, очистили берег, попрятались за широкой засекой.

- Давай, высаживайся! Быстрее, робяты! - командовали атаманы.

Казаки вылезали из стругов и, не размяв затёкших ног, бросались бежать в гору. Но тут же сами открывались для Кучумовых лучников. Стало темно, будто лопнула тяжёлая туча и хлынул из прорехи дождь. Так густо полетели стрелы. Кто за --">