(Volda Riddle) - Последний оплот моего бессмертия (СИ)

груди. Странное дело — от этой боли она как будто на миг вернулась в свое прежнее тело — Джеки Мэйфейр снова была сама собой. Она с усилием подняла налитые свинцом руки — ни следа странной чешуи! — и обвила его шею.

— Я люблю тебя, — прошептала она, как будто начисто забыла змеиный язык. — Люблю тебя больше жизни, больше всего на свете.

Том уставился на нее, как будто не мог поверить, что она умеет говорить как человек. Наверное, ему казалось невозможным, что проклятие Маледиктус сдалось перед ее неудержимым желанием признаться ему в любви. Джеки почти силой пригнула его голову к себе и прижалась губами к его губам — сама, в последний раз.

Она чувствовала, что умирает. Что бы он с ней ни сделал, ей этого не пережить. Все ее тело терзала жуткая боль, от которой не было спасения. Она, не мигая, смотрела на Тома, стараясь запомнить его лицо, этот необыкновенный взгляд темных глаз, изгиб губ, длинные ресницы, и то, как завиток волос спадал на его лоб.

***

Длинные белые пальцы Тома легко, едва касаясь, прошлись по узорчатой чешуе. Небывалое чувство — грусть, нежность, и еще что-то теплое, удивительное, как мимолетная радость от давно желанного и наконец выигранного приза затрепетало в груди.

Веки сами опустились, закрыв большие темные глаза. Перед мысленным взором снова встала она — удивительная девушка, которая впервые в жизни заставила его сердце трепетать.

Все еще не глядя, он снова провел пальцами по гладкой, безупречной чешуе и на мгновение вспомнил ее мягкую, теплую, такую нежную кожу. Изгиб ее бедра и девическую выпуклость груди. Длинные пряди блестящих волос. Горячие, самозабвенные губы. Взгляд ее глаз — темных, с колдовской прозеленью, и то, как она впервые назвала его настоящее, величественное имя.

Упругий вес змеиного тела на его коленях был как благостная тяжесть самого драгоценного сокровища в мире. Последний оплот его бессмертия, его величайшая сила и слабость.

— Просыпайся, моя прекрасная, — тихо шепнул он, склоняясь низко-низко и прикасаясь губами к узорчатой спинке. — Просыпайся, моя Нагини, любовь моя.

--">