Владимир Федорович Турунтаев - Ностальгия по осенним дождям

Северной и Южной Кореей, и я в кругу своих в доску друзей высказал сомнение в том, что именно Южная Корея первой напала на Северную. Друзья заявили мне, что их святой долг поставить комитет комсомола в известность о моих политических убеждениях. Я ушел, хлопнув дверью, и всю ночь думал о том, что теперь со мной будет. А было это еще при Сталине, в 1952 году. К счастью, все кончилось лишь незаживающей по сей день душевной раной: мои друзья уже начали писать донос, но после того, как я ушел, девушки из нашей же компании принялись их стыдить, и они отказались от своего намерения…

То же самое скажу и в целом о стране: было в ее истории и плохое, и хорошее.

Не могу ничего хорошего сказать о Гражданской войне, высылке лучших людей страны за границу, не говоря уж о их физическом уничтожении, о коллективизации, само собой, о ГУЛАГе, позорном поражении Красной Армии в начале Отечественной войны. И осуждение всего этого негатива ни в коем случае не считаю чернением нашей истории. Чернили историю те, кто к этому прилагал руку, — в своих ли личных интересах или по недоумию, это не имеет значения. Я не упомянул Октябрьскую революцию, которая, по моему убеждению, тоже не была благом для нашей страны, но к которой у меня, несмотря ни на что, особое, очень сложное личное отношение: если бы не было Октябрьской революции, мои родители, скорее всего, не встретились бы, а я не родился бы на свет.

Я также не считаю, что в своих очерках чернил историю нашего сельского хозяйства, рассказывая о том, что видел на протяжении более чем четверти века собственными глазами.

Меня могут спросить: зачем об этом сейчас опять говорить, зачем ворошить прошлое?

А нет, никакое это не прошлое. И сейчас, в двадцать первом веке, аукаются нам те издержки бездарного волевого руководства сельским хозяйством, которые имели место в двадцатом. И очень даже нужно еще раз осмыслить, что это такое было, случайно это происходило или закономерно.

При всем при том не считаю, что так уж и много черной краски в моих описаниях деревенской жизни прошлых лет. Куда больше, мне кажется, светлых тонов. Я скорее опасаюсь того, что читатели могут упрекнуть меня в излишней лакировке действительности. Перечитывая свое мемуарное повествование, я не увидел на его страницах ни одного отрицательного персонажа из числа механизаторов, сельских специалистов и даже руководителей хозяйств.

А кто прямо-таки просился на страницы моего повествования в качестве сугубо отрицательных персонажей, так это вот те самые ответственные-безответственные работники, волевые руководители. Но и этой публики не так уж много на предлагаемых вниманию читателей страницах. И вот почему. Они были всего лишь простыми исполнителями в громоздкой и неповоротливой системе партийно-государственного устройства, стояли на разных ступеньках властной пирамиды, а как личности ничего из себя не представляли. Бездумно принимая к исполнению спускавшиеся им сверху указания и руководствуясь устаревшими законами, они крепко держали за руки талантливых, инициативных, прекрасно знавших свое дело людей. Только тем и помнятся теперь.

Хотя встречал я партийных и советских руководителей, мысливших нестандартно, прекрасно понимавших, что «линия ЦК» ведет не совсем туда, куда бы следовало. По возможности потихоньку, закрывая на что-то глаза, они пытались решать какие-то вопросы в согласии со здравым смыслом. Однако же в силу партийной дисциплины в «главных» делах они вынуждены были, во избежание «перевода на другую работу», придерживаться все той же «линии ЦК».

Того государства, где мы когда-то жили, давно нет, оно самоуничтожилось. Не могло долго существовать государство, где на протяжении десятилетий игнорировались объективные законы общественного и экономического развития. Где невежда мог командовать талантливым специалистом и даже выдающимся ученым. Где председатель богатого колхоза не имел права купить наволочки для горожан, приехавших помогать колхозникам в уборке, а руководители «Сельхозтехники» со спокойной совестью по каким-то своим соображениям и совершенно безнаказанно могли давать или не давать имевшиеся на складах и позарез нужные хлеборобам запчасти для комбайнов. Где директивными указаниями свиноводство внедрялось в исконно овцеводческие районы, а овцеводство в исконно свиноводческие.