Леонид Михайлович Млечин - Тайная дипломатия Кремля

Леонид Млечин Тайная дипломатия Кремля

Предисловие

Среди министров-дипломатов было три академика (А.Я. Вышинский, В.М. Молотов и Е.М. Примаков) и один член-корреспондент Академии наук (Д.Т. Шепилов). Были блистательно образованные люди и те, кто вовсе не знал иностранных языков и до назначения министром почти не бывал за границей. Двое из них дважды занимали свой пост — Вячеслав Молотов и Эдуард Шеварднадзе. Самое короткое время министрами были: Борис Панкин — меньше трех месяцев, Лев Троцкий — пять месяцев и Дмитрий Шепилов — восемь с половиной месяцев. Больше всех Андрей Громыко — 28 лет.

Трое из них долгое время были исключены из истории дипломатии: это — Л.Д. Троцкий, А.Я. Вышинский и Д.Т. Шепилов. Четвертого — Молотова — одни с проклятиями вычеркивали из истории, другие триумфально возвращали.

Из 14 наркомов и министров восемь были отправлены в отставку или ушли сами по причине недовольства их работой. У хозяев ведомства внутренних дел судьба пострашнее: шестерых расстреляли, двое покончили с собой. Из руководителей Лубянки расстреляли пятерых, другие попали в тюрьму или в опалу. Министров иностранных дел Бог миловал. Даже Максима Литвинова, жизнь которого висела на волоске, Сталин почему-то не уничтожил. Но в определенном смысле всем героям этой книги можно посочувствовать.

Знаменитый историк Евгений Викторович Тарле навестил однажды не менее знаменитого юриста Анатолия Федоровича Кони. Кони жаловался на старость, Тарле сказал:

— Что вы, Анатолий Федорович, грех вам жаловаться. Вон Бриан старше вас, а все еще охотится на тигров.

Аристид Бриан в XIX веке был премьер-министром Франции и министром иностранных дел.

— Да, — меланхолически ответил Кони, — ему хорошо: Бриан охотится на тигров, а здесь «тигры» охотятся на нас.

Читатель быстро увидит, что эта книга посвящена не только внешней политике и дипломатии. Это еще один взгляд на историю нашей страны…

Лев Давидович Троцкий: революции не нужна дипломатия

«Я слег, — писал он в автобиографической книге. — После инфлюэнцы открылась какая-то криптогенная температура. Врачи запретили вставать с постели. Так что я пролежал остаток осени и зиму. Это значит, что я прохворал дискуссию 1923 года против “троцкизма”. Можно предвидеть революцию и войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на утку».

Болезнь, действительно, оказалась роковой. На столь печально окончившуюся для него охоту Троцкий отправился в роли второго человека в стране, чья популярность была сравнима с ленинской. Когда он через несколько месяцев выздоровеет, то обнаружит, что превратился в гонимого оппозиционера, лишенного власти и окруженного непримиримыми врагами. И все это, по мнению Троцкого, произошло оттого, что неизвестная болезнь выбила его из колеи.

Врачи прописали председателю Реввоенсовета постельный режим, и он старательно лечился. Пока партийный аппарат поднимали на борьбу с «троцкизмом», Лев Давидович находился в подмосковном санатории и, занятый своей болезнью, плохо понимал, какие перемены происходят в стране. Ну что, в самом деле, можно требовать от человека, которого измучила высокая температура, который вынужден ограничивать свое общение с кругом кремлевских врачей?

Нетрудно, впрочем, заметить разительный контраст между Троцким и Лениным: уже смертельно больной Владимир Ильич, несмотря на строжайшие запреты врачей, пытался участвовать в политической жизни страны и влиять на нее — Троцкий же, заболев, решительно отдаляется от всех дел, размышляет, вспоминает, пишет; Ленин рвется к делу — Троцкий охотно принимает рекомендации врачей отдыхать и лечиться.