Нурсултан Абишевич Назарбаев - В сердце Евразии

.

Есть одна вещь в этом мире,
о которой забывать нельзя.
Если бы ты даже забыл все остальное,
но не забыл этого,
не было бы причины для волнения.
Но если бы ты помнил и осуществил
все прочее, но забыл о главном,
это было равносильно тому,
что ты не совершил решительно ничего.
Ты пришел в этот мир ради
определенной задачи,
и в этом состоит твое назначение.
Если ты его не выполнишь,
то не сделал ничего.
Джалал ад-дин Руми

ОПРЕДЕЛЕНИЕ БЕРЕГА
Это был обыкновенный казахский жеребец “мышастой” масти – низкорослый, с крепкими жилистыми ногами и продолговатой спиной, с черной холкой и с гривой, которая,
словно продолжение спины, не опускается ниже и не поднимается выше… горизонта. Уж
не помню, какой он был породы. Но явно из степных лошадей, на которых, несмотря на всю
их внешнюю неказистость, воинственные кочевники двуоконь покрывали просторы Евразии, “пролетая” 200–300 километров за один переход. Его звали Шубарат и он был своего
рода местной знаменитостью. Когда-то в наших краях, рядом с Чемолганом в предгорьях
Алатау, регулярно устраивалась крупная байга, и очень часто на ней побеждал знаменитый Шубарат. Его хозяин – местный чабан – нарадоваться не мог на своего непобедимого
“скакуна”. Недаром говорят: конь – крылья джигита.
Но однажды… Однажды во время байги, как говорят сейчас, на аламан – “сверхдлинную дистанцию”, Шубарат первым доскакал до развилки горного ущелья и там пал,
загнанный яростной гонкой и непомерным расстоянием. С тех пор это ущелье, которое
тянется от самого Чемолгана и рассекает своим острием ближайшую гору надвое, называют Шубарат.
Так и стоит эта гора, словно огромным мечом рассеченная ущельем на две половины – правую и левую. Аксакалы говорят, что когда-то на вершине одной из половинок, той,
что побольше, высилась стела, сложенная из камней. И говорят еще, что на этой стеле
поставил свое знамя-древко легендарный Бекболат, поднявший народное восстание в 1916
году, и после его неудачного окончания взятый в плен и расстрелянный.
Улица Подгорная, на которой стоял мой дом, словно отвечая своему названию, была
самой близкой к горам. Каждое утро при пробуждении мой взгляд неизменно упирался в
эти предгорья и дальше, в снежные вершины величественного и древнего Алатау. Эти
снежные вершины были словно обители небесных духов – казались недосягаемыми и невероятно далекими, несмотря на свою близость. Каждое лето ребята с нашей улицы, вставая спозаранку, убегали в горы, собирали там ягоды и сдавали их на местный винзавод.
Получали какие-то деньги и с гордым видом уже под вечер возвращались домой. Почти
все отдавали матерям, а все, что оставалось, шло на кино.
Но втайне я мечтал об одном – подняться на самую вершину ближней горы. Я уж не
помню, с какого именно времени появилась эта “высокая” мечта. То ли когда мне было пять
лет, то ли семь. Но помню, что покорил эту небесную твердь, когда мне было почти четырнадцать.
13

Сейчас, когда чуть ли не добрая треть моей жизни проходит в нескончаемых официальных поездках, или, точнее говоря, в полетах по республике и по разным странам мира, я
понимаю, что настоящее чувство полета я испытал не тогда, когда первый раз сел в самолет, а когда стоял на вершине этой высокой горы и смотрел вниз на равнину, которая
казалась мне огромной географической картой. Равнина простирается до самого горизонта к северу, а гора очень крутая. Создается полное и зримое ощущение того, что ты как
будто выглядываешь из огромного иллюминатора.
Я видел все: овраги и ущелья, словно огромные вены, бороздящие плоть земли;
“игрушечные” домики моего и близлежащих сел; извилистые нити светло-желтых дорог;
зеленые поля, усеянные алыми островками мака; желтые прямоугольники кукурузных полей, словно заплатки на огромном теле коричневой земли…
А дальше… Дальше по линии горизонта все было закрыто легкой дымкой. Аксакалы
говорили, что в ясный и солнечный день с вершин гор можно увидеть священное озеро
Балхаш. Я не знал, где находится озеро Балхаш, но, памятуя их слова, до рези в глазах
пытался вглядываться за горизонт и увидеть отраженный лучами солнца блеск большой
воды. Но так ничего не увидел. То ли день был не слишком ясный, то ли это было просто
невозможно…
И я не смог познать всю необозримость степи, о которой так восторженно и в ярких
тонах рассказывали наши чабаны, угонявшие --">