Павел Елисеевич Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Ко второму тому.

Во втором томе читатель найдет допросы знакомых ему по первому тому Протопопова, Андроникова, Васильева, но второй том пополняет галлерею деятелей царского режима целой группой сановников и проходимцев, матерых представителей правившей группы.

Тут столпы режима — Иван Григорьевич Щегловитов, последний председатель Государственного совета, долголетний министр юстиции, создатель «щегловитовской» юстиции, самодержавный глава ведомства со всеми замашками самодержца, в просторечии, втихомолку между подчиненными, «Ванька-Каин». Русское самодержавие нашло в нем своего сторожевого пса, лижущего руки хозяевам, бросающегося на всех непринадлежащих к семье. Призванный охранять незыблемость судебных уставов 1864 года, он расшатывал их от случая к случаю — по всяким поводам, крупным и мелким, — и расшатал совершенно. На знамени этого законника и юриста следовало бы написать лозунг: «Закон — что дышло; куда повернешь, туда и вышло». Этот министр юстиции входит в историю как творец и участник неправосудных процессов, как один из создателей (в 20 веке!) знаменитого ритуального процесса. Он подчинил свое ведомство, свои суды политике. Политикой пропитан каждый его шаг. Он защищал самодержавие и монархию до последнего издыхания. Его ответы на допросы в следственной комиссии, где он, юрист, стоял перед юристами же, серьезные, солидные, неуклончивые ответы точно бенгальским огнем освещают ту бездну, в которую погружались начала законности и правосудия накануне революции.

Его достойный соратник, Александр Александрович Макаров, министр внутренних дел, министр юстиции, государственный секретарь. Человек сухой, жесткий; формалист до мозга костей, за формализмом не видевший ни людей, ни жизни. Он не был так умен и так эластичен, как Щегловитов, но мертвую схему «конституционного самодержавия» он защищал с яростным напряжением и с закрытыми глазами. Русский рабочий класс будет долго помнить А. А. Макарова и его исторически бессовестные слова: «Так было и так будет». Полицией и войсками были расстреляны на ленских приисках рабочие, а вот на запрос в думе Макаров не только оправдал преступные даже с точки зрения щегловитовских законов действия властей, не только оправдал, но и благословил, и утвердил. «Так было и так будет» — сказал этот жесткий и сухой человек, просмотревший в своей схеме жизни одно начало — революцию.

Помельче, не такого крепкого устоя, не такая ядреная, но довольно пахучая фигура последнего министра юстиции царского режима Н. А. Добровольского. Он, правда, недолго был министром, месяца два с лишним, не успел развернуться, но его сенаторское прошлое, самый процесс получения им министерского портфеля говорят за то, что дай ему время, он раскрылся бы во всей неприглядной красоте своих корыстных и честолюбивых вожделений. Он был выдвинут на пост министра… ни много, ни мало… секретарем Распутина, пресловутым Симановичем и выдвинут исключительно по тому соображению, что человек, запутавшийся в долгах, в учетах и переучетах векселей (в том числе выданных и Симановичу), будет действительно преданным слугой всей распутинской шайки, а кроме того поправит и свои материальные обстоятельства. Чрезвычайная комиссия нашла материал для предъявления Добровольскому обвинения во взяточничестве, но направить это дело в суд не успела.

Князь Н. Д. Голицын — последний председатель совета министров — личность совершенно скромная и совсем не государственная. Он был выбран и намечен царицей как человек исполнительный и верный: способности его к государственной деятельности царица, должно быть, оценила во время совместной работы по комитету о военнопленных. Умилительное впечатление производит рассказ Голицына в следственной комиссии о том, как он отказывался от предлагаемого ему царем звания.

Генерал М. А. Беляев — последний военный министр, бесцветный чиновник, сухой и жесткий формалист — добился своего поста тоже через темные круги. Царица нашла в нем тоже преданного и готового на все слугу.

--">