Жюль Мишле - Народ

Жюль Мишле Народ

Г-НУ ЭДГАРУ КИНЕ^[1]

Эта книга — не просто книга: это я сам. Вот почему она принадлежит вам по праву.

В ней — и я, и вы, мой друг (осмелюсь называть вас так). Однажды вы справедливо заметили, что наши мысли всегда совпадают, независимо от того, успели ли мы обменяться ими. У нас с вами словно одно сердце... Эта чудесная гармония лишь кажется поразительной, она вполне естественна. Ведь все наши труды, при всем их разнообразии, выросли из одного и того же животворного корня: любви к Франции, идеи о Родине.

Примите же эту книгу о народе, ибо народ — это и вы, и я. Ваши предки были военными, мои — ремесленниками, поэтому мы (так же, как и другие, возможно) представляем собою народ с обеих сторон, характерных для его недавнего вступления в современную жизнь.

В эту книгу я вложил всего себя: мою жизнь, мою душу. Перед вами — плод моего опыта, а не только знании. В ней отразились мои наблюдения, мои связи с друзьями, с соседями, мои странствия (ведь случай любит помогать тем, кто одержим одной мыслью). Наконец, в этой книге отражены воспоминания моей юности. Чтобы познать жизнь народа, его труды, его страдания, мне достаточно было порыться в глубинах своей памяти.

Ибо и я, мои друг, работал не покладая рук. И в прямом, и в переносном смысле я заслужил имя трудящегося, настоящее имя современного человека. Прежде чем писать книги, я набирал их; прежде чем составить себе идеи, я составлял слова из типографских литер; мне знакомы тоскливые, тянущиеся так долго часы в мастерской.

Грустное время! Это были последние годы Империи.^[2] Казалось, все одновременно рушилось для меня: и семья, и счастье, и родина...

Лучшим, что во мне есть, я несомненно обязан этим испытаниям: благодаря им я сделался человеком и историком. Я вынес из них глубокую привязанность к народу. Я ясно понял, каким ценным даром самопожертвования он обладает, и сохранил нежную память о тех людях золотой души, каких я встречал в эти годы горькой нужды.

Нет ничего удивительного в том, что, зная, как никто другой, историческое прошлое этого народа и к тому же живя с ним одной жизнью, я испытываю, когда речь заходит о нем, настоятельную потребность разобраться в правде. Дойдя в своей «Истории»^[3] до вопросов нашего времени и заглянув в книги, затрагивающие их, я был поражен тем, что почти все эти вопросы трактовались вразрез с моими воспоминаниями. Тогда я захлопнул книги и вернулся — насколько это было для меня возможно — в лоно народа; ушедший было в себя писатель, я вновь растворился в гуще народа, стал прислушиваться к гулу его голосов. Это оказался все тот же народ; перемены были чисто внешними, память не обманывала меня. И я начал беседовать с людьми, расспрашивать их, что они сами думают о своей судьбе; я услышал из их уст то, что не всегда можно найти у самого блестящего литератора, — слова, проникнутые здравым смыслом.

Эти расспросы, начатые в Лионе лет десять тому назад,^[4] я продолжал в других городах, одновременно изучая, с помощью людей, умудренных опытом и наделенных зрелым умом, подлинное положение деревни, которому наши экономисты уделяют так мало внимания. Трудно представить себе, сколько я собрал таким путем новых сведений, которых не отыщешь ни в какой книге! Если не считать бесед с людьми гениальными и с выдающимися учеными специалистами, то беседы с простыми людьми из народа, несомненно, наиболее поучительны. Раз нельзя поговорить с Беранже,^[5] Ламенне^[6] или Ламартином^[7] — надо идти в поле и беседовать с крестьянином. Что можно узнать из разговора с людьми нашей среды? Я всегда уходил из гостиных оцепеневшим, со сжатым сердцем, с тяжестью на душе.

Благодаря моим многообразным методам исторического исследования мне удалось вскрыть чрезвычайно интересные факты, касающиеся, например, этапов и путей развития мелкой собственности перед Революцией,^[8] факты, о которых профессиональные историки умалчивали. Таким же образом сведения, почерпнутые мною из гущи жизни, познакомили меня со многим, чего не найдешь ни в каких статистических справочниках.

Приведу один пример, который, быть может, сочтут несущественным, но, по-моему, он очень важен и достоин пристального внимания. Речь идет об огромных закупках бедными семьями в 1842 году хлопчатобумажного белья, несмотря на то, что заработная плата снизилась (по крайней мере реальная, ввиду уменьшения покупательной способности --">