Эдвин Луникович Поляновский - Гибель Осипа Мандельштама

виноват?

Все есть в этом деле — протоколы допроса, протоколы осмотра. «Осмотрена» была книга Надежды Мандельштам «Воспоминания». Поня­тые — москвички Маслова Галина Семеновна и Горбачева Маргарита Игоревна. Дело понятых зафиксировать книгу — название, объем, изда­ние, содержание. Но они, как «искусствоведы в штатском», дают ей оценку: «…автор явно тендециозно…», «Н. Я. Мандельштам клеветни­чески утверждает»…

Все собрано — и «за», и «против».

Все как прежде: «13.07.87 г. Секретно. Начальнику КГБ Чувашской АССР генерал-майору тов. Позднякову А. Я. <…>

Из материалов уголовного дела усматривает­ся, что в 1956 году Мандельштам О. Э. вместе со своей супругой — Мандельштам Надеждой Яковлевной — проживал в гор. Чебоксары, ул. Кооперативная, д. 8, кв. 16-а.

В связи с изложенным просим Вашего ука­зания проверить и сообщить, не располагает ли отдел КГБ Чувашской ССР архивными мате­риалами в отношении Мандельштам О. Э. и в положительном случае направить их в наш адрес.

По миновании надобности материалы будут Вам возвращены.

Помощник начальника Следственного отдела КГБ СССР полковник юстиции К. Г. Насонов».

Полковник КГБ просто не читал дела Ман­дельштама, пролистал бегло, все перепутал.

Но зачем эта видимость усилий, эта «волна»? Постановление ОСО как внесудебного органа следовало просто признать недействительным. Всего-то. Мандельштам становился бы невинов­ным автоматически, как миллионы других.

Реабилитировали полностью, в срок — к обе­денному столу. И, как казнили когда-то, снова под грифом «секретно».

…Это был один из лучших поэтов XX века. Если не лучший. Кто не знает этого, пусть пове­рит Ахматовой. И он еще будет народным, когда весь народ станет интеллигенцией. Сто лет для этого слишком мало.

Слепая ласточка в чертог теней вернется,

На крыльях срезанных…

* * *

Нельзя прощать советской власти без покая­ния даже одну эту смерть, даже ее — единст­венную.

Встанет ли когда-нибудь наконец Родина на покаянные колени — перед собственным народом?

* * *

31 января 1939 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР за подписями М. Ка­линина и А. Горкина: 21 писатель был награжден орденом Ленина, 49 — орденом Трудового Крас­ного Знамени, 102 — орденом «Знак Почета». 5 февраля «Литературная газета» опубликовала списки награжденных.

В день публикации почтовая барышня верну­ла Надежде Яковлевне посылку — «за смертью адресата». Евгений, ее брат, помчался в писатель­ский дом, в Лаврушинский переулок — к Шклов­скому. Его вызвали из квартиры Катаева, где орденоносцы отмечали награды. Как говорят, Фадеев был пьян, расплакался:

— Какого поэта мы погубили…

Не знаю, в этой ли компании или в другой веселились Ставский и Павленко.

Инициатор и организатор ареста (путевки!) Владимир Ставский был награжден орденом «Знак Почета». Содоносчик и тайный согляда­тай на допросе Петр Павленко — орденом Ле­нина.

* * *

По-разному, противоположно ощущали себя всю жизнь солагерники Мандельштама. Ленин­градец Маторин чувствовал себя уверенно, он оказался среди своих — ленинградцы чуть не все перестрадали. А Моисеенко у себя — чужой. В его родном белорусском райцентре таких «конт­риков», как он, всего трое, а остальные — ты­сячи — воевали, в том числе в окрестных парти­занских лесах. Как-то, уже работая управдомом на железной дороге, пришел вместе со своими 9 Мая на площадь. Праздник — оркестр, цветы. К Юрию Илларионовичу подошел пьяный под­полковник в отставке: «А ты что, гад, здесь делаешь?» Подполковник был нештатным ин­структором райкома партии — Бочаров Федор Иванович, Моисеенко стал тихо просить его: «Ну что вы, за что же вы на меня…»— «Уби­райся отсюда сейчас же!» И Моисеенко покорно ушел.

Хотимск — местечко почти еврейское. И ког­да Моисеенко вернулся из лагерей, друзья ока­зались расстреляны — на окраине города, возле льнозавода. Сестра рассказала:

— Знаешь, Юра, у нас была одна семья благородная, из Минска приехали,— учитель и учительница. Когда немцы угоняли их в гетто, они девочек на улице оставили. Фаня и Циля. Одной четыре годика, другой шесть. Такие хоро­шенькие были. И вот они ходили по домам, попрошайничали, такие смирненькие, обнятые, и их все подкармливали, а в дом никто не пускал, боялись: «Ну, идите, идите, деточки, от нас». И они в сараях спали, в стогах сена… Знаешь, --">