Луи Арагон - Человек в борьбе с туманом

«тотальной» Людендорфом, война, подробно описанная Гитлером в «Моей борьбе»),— они провозглашают, повторяю, что если когда-нибудь начнется война, то по вине евреев, и, следовательно, остатки еврейского населения в фашистской стране будут уничтожены. Стараясь придать разбою и убийствам «идеологический» характер, столь удобный, чтобы сбить с толку противника, изобретают определенное число сложных понятий, позволяющих оправдывать любой акт. Так, чтобы скрыть классовый характер фашизма, замаскировать его звериное монополистическое обличье, проступающее при эксплуатации угнетенных и при уничтожении тех, кто ему сопротивляется, был изобретен враг, которого никто никогда не видел, некий весьма удобный идеологический жупел: иудейский марксизм. Иудеями-марксистами становятся, например, Иден, сам Чемберлен, папа Римский, Поль Рейно^[7], Кериллис^[8], Рузвельт и многие другие.

Это вовсе не пустячная игра: ведь подобные, казалось бы, грубые приемы отлично помогли Гитлеру, Муссолини и их союзникам (как явным, так и маскирующимся) во время чудовищной драмы — войны в Испании. С момента франкистского мятежа и до победы Муссолини в Испании большая часть нашей прессы говорила на языке Геббельса и Гайды. Этот язык и сейчас господствует в печатных органах, которые называют себя «национальными», но настолько потеряли чувство французского языка, что пользуются лишь лексикой гестапо. Печатать под заголовком «Защита Франции» статьи, отстаивающие интересы Франко и Муссолини, как это делает ежедневно один небезызвестный человек, еще более возмутительно, чем оправдывать идейно-расовыми мотивами аннексию Чехословакии или Албании.

Мне кажется, тот, что объявляет себя «патриотом» или «националистом», работая под прикрытием этой вывески на иностранную державу, — приобщается к позору фашизма, глубоко презирающего человеческую личность; к этому позору приобщается и тот, что беспрестанно твердит о «национальном единстве», но исключает из французской нации одну из ее составных частей — евреев, умиравших за Францию в войне 1914—1918 годов, или народы колоний, которые ненавидят расизм и отождествляют дело Франции с делом свободы. К нему приобщается, мне кажется, и тот, кто, разглагольствуя о «национальном единстве», исключает из нации рабочий класс и предает анафеме великие идеи — детище французского народа, его славу, идеи, стопятидесятилетие со дня рождения которых мы недавно отмечали.

Нет, французская интеллигенция не допустит, чтобы во Франции за «национальной» вывеской прятались варвары, сжигающие на кострах то, что составляет величие нашей нации, в том числе произведения Вольтера, Руссо, энциклопедистов.

Пожалуй, самая коварная личина фашизма — это «националистическая» маска, которую он надевал, посылая мавританские, итальянские, немецкие войска в Испанию. В немецком имени фашизма — «нацизм» скрываются две ловушки; казалось, что если первая — попытка выступить в качестве национализма — способна еще внушить иллюзии, то уж вторая — стремление выдать себя за социализм — явно шита белыми нитками.

И вдруг сегодня, когда фашистский национализм обнаруживает свою сущность и оказывается синонимом слова «разбой», находятся (даже среди демократов и сторонников социализма!) люди, которые, надеюсь, по недомыслию, стараются придать так называемому «социализму» фашистов черты правдоподобия. Вот что я прочел недавно в одной работе:

«Но критика социалистов в адрес фашизма будет тем авторитетнее, чем большую объективность они сумеют сохранить. Нельзя, например, как раньше, считать, что прибыли фашистского государства идут исключительно на пользу капитализма; эти прибыли — одно из средств превращения бюджета в общегосударственный», и т. д.

Таким образом, люди, считающие себя сторонниками социализма — высшего идеала человечества,— умудряются отождествлять с социализмом методы принуждения и всевластья, насилия и концентрации капитала! Они забывают, что финансовый контроль, установленный в Германии, имеет целью упрочить классовое могущество тех, кто ведет на плаху лучших сыновей народа, кто высылает из Германии и преследует великих философов, писателей, артистов этой благородной и несчастной страны. Между тем французский народ требует такого контроля, который сделал бы невозможным классовое предательство капитала, как средство воздействия на демократические институты. Ограничимся одним --">