Сью Придо - Жизнь Фридриха Ницше

этой идеи лет в восемнадцать. Во время первой встречи с Вагнером он был еще не философом, а просто студентом старших курсов Лейпцигского университета, изучавшим классическую филологию – мертвые языки и лингвистику.

Ницше был добрым, воспитанным, серьезным, немного скованным молодым человеком плотного телосложения, хотя его нельзя было назвать толстым. На фотографиях кажется, что одежду он взял напрокат: локти и колени на ней расположены не там, где надо, а пиджаки растягиваются у пуговиц. Невысокий, непримечательной внешности, он, однако, обращал на себя внимание удивительными глазами. Один зрачок был немного больше другого. Кто-то говорит, что глаза его были карими, кто-то – что серо-голубыми. Они смотрели на мир с туманной близорукой неуверенностью, но когда его взгляд падал на кого-то, то пронизывал собеседника и вызывал беспокойство; под таким взглядом невозможно было лгать.

Сегодня мы в основном знаем Ницше по фотографиям, бюстам и портретам в зрелом возрасте, когда рот и большую часть подбородка полностью закрывали огромные усы в форме бараньих рогов, однако фотографии студенческих лет из Лейпцига свидетельствуют, что в годы, когда у юношей возникает растительность на лице, Ницше было особо нечем похвастаться. Можно заметить, что губы его были полными и правильной формы, что впоследствии подтверждала Лу Саломе – одна из немногих женщин, его целовавших; подбородок Ницше был твердым и закругленным. Как интеллектуальные модники предшествующей эпохи подчеркивали романтические устремления вьющимися локонами и шелковыми галстуками, так Ницше заявлял о своем постромантическом рационализме, подчеркивая поразительных размеров лоб, вместилище удивительного мозга, и скрывая чувственные губы и решительный подбородок.

Ницше все больше осознавал, что филология перестает ему нравиться. В письме, написанном через одиннадцать дней после встречи с Вагнером, он называет себя и своих коллег «бурлящим выводком филологов» того времени, «которые каждый день проводят как кроты, с их защечными мешками и слепыми глазами, радостно ловят червяков и проявляют безразличие к настоящим проблемам – насущным жизненным проблемам» [10]. Его пессимизм только усугубляло то, что сам он настолько преуспел в презренной кротовой жизни, что ему вскоре предложили кафедру классической филологии в Базельском университете, так что он стал самым молодым профессором в истории. Однако такие почести были еще впереди в тот вечер, когда Вагнер разговаривал с ним как с равным и подчеркнул, что охотно продолжил бы знакомство. Это была исключительная честь.

Композитору, которого называли просто «маэстро», перевалило за пятьдесят. Его слава распространялась по всей Европе. Каждый его шаг описывался в прессе, что и обнаружил в тот вечер Ницше, читая в кафе Kladderadatsch. Когда Вагнер посещал Англию, встречи с ним искали королева Виктория и принц Альберт. В Париже его делами занималась княгиня Полина Меттерних. Король Людвиг Баварский называл Вагнера своим «обожаемым другом-ангелом» и собирался полностью перестроить Мюнхен в соответствии с музыкой Вагнера. Людвиг умер до того, как эта экстравагантная схема была реализована (возможно, его убили, чтобы его дикие строительные проекты не сделали страну банкротом), но архитектурные планы можно видеть и по сей день: новая улица прорезает центр города, пересекает реку Изар по величавому каменному мосту, имитирующему радужный мост Вотана, ведущий в Вальхаллу в вагнеровском «Кольце нибелунга», и заканчивается у огромного оперного театра, напоминающего разрезанный надвое Колизей с крыльями по обеим сторонам. Музыка Вагнера была для короля Людвига «прекраснейшим, величественным и единственным утешением» – эти чувства можно встретить и у Ницше. Тот с юных лет был очень чувствителен к музыке. Воспоминания о его детстве свидетельствуют, что музыка была для него важнее речи: он был настолько тихим мальчиком, что ему одному отец, пастор Карл Людвиг Ницше [11], разрешал оставаться в кабинете, когда сам работал над проповедями и разбирал дела прихода. Отец и сын проводили время в полном согласии и единодушии, но, как и многие двух– и трехлетние дети, маленький Фридрих был подвержен приступам гнева, начиная порой кричать, размахивать руками и топать ногами. Тогда его ничто не могло утешить – ни мать, ни игрушки, ни еда, ни напитки. Единственным средством было пианино: отец открывал крышку и начинал --">