Вячеслав Михайлович Панкратов - Времена

В. М. ПАНКРАТОВ

ВРЕМЕНА: ОЧЕРКИ, СТАТЬИ

Если для возведения здания счастливого человечества необходимо замучить всего лишь ребеночка, согласишься ли на слезе его основать это здание?

Ф. Достоевский

Надо навсегда покончить с поповско-квакерской болтовнёй о священной ценности человеческой жизни.

Л. Троцкий

ОТ АВТОРА

Кажется, это был 1990-й или 1991 год. В кабинете печати, что находился в здании «Горьковской правды», — яблоку негде упасть: здесь представители центральной, областной, местной прессы, телевидения, радио. Когда-то такое общение журналистов было регулярным, но происшедшие в конце 80-х — начале 90-х годов события как-то разделили журналистский корпус, многие издания были озабочены только тем, как выжить в этих условиях — не было уже идеологического диктата, но начала душить экономическая удавка.

Собравшиеся в кабинете печати бурно обсуждали дела и политические, и журналистские, радовались, что наконец-то после длительного перерыва удалось встретиться — словом, шум, гам, хохот…

Вдруг дверь открылась, и в кабинет вошел в сопровождении секретаря областной журналистской организации Натальи Скворцовой человек, одетый в черную рясу, на голове — малиновая скуфейка. Большинство из нас прежде никогда не имели контактов с представителями культа, как тогда именовали духовенство, — ведь средства массовой информации и пропаганды являлись официальным рупором органов коммунистической партии и советской власти, и журналисты рассматривались ими как проводники их линии в массы. И странное дело, шум как-то разом прекратился, все встали, приветствуя гостя. Мне не раз доводилось бывать на разных мероприятиях, где принимали участие работники обкома партии. Поверьте, не всегда и сскретарей-то журналистская братия приветствовала стоя. А тут… Мы даже не знали, кто это, но, видимо, само появление священнослужителя благотворно подействовало на нас.

То был митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов). Он мягко улыбнулся, поздоровался и сел за стол, приглашая тем самым и нас садиться.

— Я понимаю, что вы сейчас в затруднении и не знаете, как ко мне обратиться, — начал разговор владыка. — Не сомневаюсь, что вы читали «Трех мушкетеров» Александра Дюма и помните, как там обращались к кардиналу Ришелье.

— Ваше высокопреосвященство, — послышалось со всех сторон.

— Вот так же можете обращаться и ко мне. Или просто — владыка. Ну, а кто по убеждениям не может так обратиться, пожалуйста, по имени-отчеству: Николай Васильевич.

Насколько помню, никто так и не обратился к владыке по имени-отчеству. Думаю, что он подкупил публику своим откровением, рассказом о своей жизни и о том, как пришел к мысли посвятить себя служению Церкви. Особое впечатление произвело то, что владыка — участник Сталинградской битвы. Позже я узнал, что он был ранен, получил обморожение обеих ног, и ему были ампутированы пальцы на ногах. И поражался, как этот человек простаивал службу, и никто никогда не слышал от него стенаний. Только мужественный человек способен на такой подвиг. Ведь подвиг совершается не только в бою. Место подвигу есть и в повседневной жизни.

Владыка Николай на Горьковскую кафедру получил назначение в 1977 году. Сюда он был переведен из Владимирской епархии. Спецслужбы уведомляли партийное руководство, что новый архиерей значится в списке непримиримых. Но каково было удивление горьковских властей, когда архиепископ Николай нанес свой первый визит не секретарю облисполкома, курировавшему взаимоотношение с Церковью, а секретарю обкома партии. Согласитесь, это в ту пору был поступок.

Во время встречи с журналистами владыка не скрывал того трудного положения, в котором находилась Русская Православная Церковь. У меня не сохранился блокнот с записями беседы, поэтому не могу привести цифры, которые называл владыка. Но есть официальные данные на июнь 1977 года (когда Николай заступил на кафедру): в епархии насчитывалось 60 человек духовенства, 43 прихода. Не было монастырей, духовных учебных заведений, печатных изданий. Во вновь открываемые храмы ставились священниками люди, окончившие светские --">