Яцек Дукай - После письменности

собственно, я пытался достичь за последние несколько лет, умерщвляя себя с Рекурсией: желанием создать постписьменный роман, литературу несловесного опыта.

По сути, в совместной части первого и другого созвездия навязчивой идеи размещаются различные литературные произведения, начиная со "Льда" (2007), и заканчивая "Империей туч" (2018). Ба, если хорошенько настроить подзорную трубу и наложить на линзу фильтры позднейшего знания, мы видим, что созвездия включают в себя и наиболее ранние мои рассказы, такие как "Школа" 1995 года, в котором герой творит стихотворение-гимн во славу могущества "ся", в отчаянии взывая к "субъектам заброшенных произведений".

Знал ли я, что пишу, придумывая тот стих? Тогда кто же его написал? Что хотел передать?

Но вот может ли вообще иметь автора гимн человека, лишенного субъективности? Не я его написал; он написался мною.

ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА ТЕЛА С РАЗУМОМ

01.

Над грохотом пламени в коридоре перекатывается крик.

ЧАРЛИ:

ГЛЯДИТЕ НА МЕНЯ! ГЛЯДИТЕ НА МЕНЯ! Я ПОКАЖУ ВАМ ЖИЗНЬ РАЗУМА!

Коридор

Огонь распространяется в глубину коридора.

Приближение на фрагмент стены.

Языки пламени текут вдоль подтеков.

Наезд на Дойча

Его глаза расширяются при втде Чарли и приближающейся стены огня; позабытый пистолет свисает из его опущенной руки.

С точки зрения Дойча

Чарли атакует его по коридору, прижимая обрез к груди. Языки пламени мчастся вместе с ним.

Он вопит:

ЧАРЛИ

ГЛЯДИТЕ НА МЕНЯ! Я ПОКАЖУ ВАМ ЖИЗНЬ РАЗУМА! Я ПОКАЖУ ВАМ ЖИЗНЬ РАЗУМА!

Джоэл и Этан Коэн, Бартон Финк (1991)

02.

Human Body Exhibition, вроде как, пользуется в Кракове столь большим успехом, что ее работу пришлось продлить еще на несколько месяцев. Это выставка человеческого тела, разделенного на части, слои и подсистемы биологической машины, в том стремлении редукции до органической машинерии, которая иногда перескакивает на сторону высвобождающегося турпизма^[2]: когда мы сдерживаем нервный смешок при виде обнаженной славы и мерзости мышцы или кости, которые ты чувствуешь как раз под собственной шкурой.

Я вижу, как, особенно у детей, эта выставка порождает небывалую увлеченность. Достаточно в трамвае или автобусе мелькнуть ее рекламе, и школьная детвора оживляется, ребята (в основном, ребята) обмениваются снимками и роликами, они подкалывают друг друга рассказами-ужастями, углубляются в гиперреалистичные рассуждения о никогда не выражаемых в их языке экстремумах биологии; о смерти, о рождении, переваривании, экскрециях, копуляции, о смерти, разложении и могиле.

После чего они выключаются из мира материи, и заново их поглощают смартфоны, эсэмэски, игры.

03.

Говорит зомби^[3]

Покрывшись тату под живого трупа и украсившись плотоядными паразитами, Zombie Boy, скорее, не боится смерти или червяков; но мир уже не будет таким, когда он оно сотворило из своей кожи холст для образов жизни после смерти.

Это интервью с зомби, поскольку он сам себя так называет; со стильным зомби.

В: Чьей было идеей трансформироваться в зомби?

О: Ммм, то ли моей бабки, то ли почтальона – подробности той вечерушки с раздеванием уже как-то размылись у меня в памяти.

В: А не пугало ли тебя то, что ты сделал с собой и своим телом?

О: Никогда! Я пахал десять лет, чтобы достичь этой цели, под иглой и ножом; под крышей, Солнце и Луной, это мой жизненный шанс.

В: Чувствуешь ли ты себя более человечным, открытым, показывающим свое нутро миру?

О: Говоря откровенно, для меня это просто чернила. Как краска на картинах. Разве вы обязаны были бы испытывать иррациональный страх перед художественным творчеством? Скорее, я чувствую, что меня это развивает, а не ослабляет.

В: О чем ты рассказываешь своим искусством?

О: Об анархии. Я анархист, это воззвание к революции. Первыойстадией революции всегда является отрицание. Ну а явиться мертвым, когда ты живой – это противится уже самим законам природы.

Рик Дженест он же Zombie Boy с девятнадцатого года жизни работает над татуировкой, представляющей внутренности его разлагающегося

--">