Анэс Зарифьян - Anamnesis vitae, или История жизни бывшего политзэка доктора Глузмана, рассказанная им самим

руководить, – очевидно, не без учета моего горького профессионального и лагерного опыта. А искомые почетные звания я получил независимо от моей воли, еще в период отсидки. Как выяснилось потом, в те годы французская коммунистическая партия имела немалые расхождения с КПСС и всё время двигалась зигзагами, дрейфуя от ортодоксальных марксистско-ленинских установок к либеральным социал-демократическим. И на одном таком зигзаге (видимо, надо было набирать очки перед какими-то выборами) в коммунистическом пригороде Парижа городке Сен-Дени моим именем назвали психиатрическую больницу. Потом, когда мне довелось побывать в Париже, я действительно увидел там свой портрет, табличку и прочее.

Кроме того, в 1979 г., т. е. во время моей ссылки в Нижнюю Тавду, Американская Психиатрическая ассоциация, как оказалось, отметила меня званием, которое переводится как “выдающийся член Ассоциации”. Так же заочно я был рукоположен в звание Почетного члена Британской Королевской коллегии психиатров, члена Канадской психиатрической ассоциации, и уже в период Горбачева меня пригласили в Германию и торжественно возвели в звание члена Германского общества психиатров и неврологов. Но главное, что я вынес из тех десяти лагерных лет, это науку толерантности.

8

Наука толерантности. И палачи и жертвы. “А безгрешных не знает Природа”. Чтоб Государство не испытывало нас. Свобода – вещь дорогостоящая. На пути к здравому смыслу.

Мне кажется, для нас, имеющих за плечами столь трагическую историю, есть один выход из прошлой “мясорубки”: построить такие страны, где не нужно испытывать себя на прочность, а просто – жить.

И сейчас у меня очень простая психологическая ситуация. Я помню всё, всё, что делали со мной: и в карцерах бывал, и в ПКТ так называемом (помещении камерного типа), и голодовки дважды перенес – каждую по 4 месяца, с принудительным кормлением – руки за спину в наручниках, роторасширитель… Через всякое прошел… Ничего не забыл. Но прекрасно понимаю, что в нашей бывшей стране, разделенной на жертв и палачей, среди последних тоже были жертвы этой системы.

К примеру, тот самый Валерий Румянцев, россиянин, бывший офицер КГБ, который сидел вместе со мной и помог доставить мою рукопись на волю. Он получил свой срок за то, что не смог работать чекистом. Валерий обучался и закончил специальную школу КГБ, где ему внушали романтические иллюзии о ловле коварных американских шпионов. А после окончания чекистская романтика свелась к банальной вербовке простых советских граждан в небольшом подмосковном городке. Кое-кто из старших по службе предупреждал его: “Валера, с твоим характером ты здесь плохо кончишь – тебе надо любыми путями уйти из КГБ”. Но как это можно было сделать?! Короче, кончилось тем, что Румянцев попал на 15 лет в холодные края.

Я помню также своего киевского следователя, который не хотел задавать мне лишних вопросов. Однажды, находясь в психологическом состоянии полной камерной изоляции, я воспринял его как человека из того внешнего мира, где идет нормальная жизнь, ходят по улицам мои друзья и родные… И – невольно, на каком-то подсознательном уровне, разоткровенничался, раскрылся, стал что-то говорить, говорить… Как вдруг, прекратив стучать на машинке, он тихо, но твердо прервал: “Семен, я же вас об этом не спрашиваю”. Нет, я не успел ничего серьезного сказать, да и не сказал бы, но ему, видимо, показалось, что я в этом состоянии мог себе навредить.

Поэтому, мне кажется, нам сейчас должно помнить о прошлом, но надо понять и другое: если мы начнем выяснять, кто виноват и в какой степени, то, во-первых, мы так ничего и не выясним. Это я подхожу к проблеме перлюстрации, очень модной для России, Украины и некоторых других постсоветских стран: дескать, следует выяснить, кто служил в ЦК, кто – в КГБ и т. д. Нет, не стоит этого делать. Во всяком случае сейчас. Вот когда нас не будет, а наши дети вырастут, пусть они или даже их потомки, без лишних эмоций, сидя где-нибудь в баре или космолете, вспоминают, чей папа был диссидентом, а чей кагэбистом. Это будет нормально, потому что они станут гражданами другой страны, другого мира.

Поэтому – вы можете удивиться, – но сейчас у меня прекрасные отношения с руководством украинской нацбезопасности, с бывшими лейтенантами, которые меня когда-то арестовывали. Я вместе с ними выпускаю книги, помогаю им издавать материалы о злодеяниях --">