Святослав Владимирович Логинов - Мемуар о торце

Святослав Логинов Мемуар о торце

«Торц, шестигранные шашки, которыми наторец выстилают, мостят улицы».

Владимир Даль.

Немногие сегодня смогут без помощи словаря ответить, что такое торц и торцовая мостовая, а ведь какую-то сотню лет назад торцом были замощены Дворцовая площадь, Невский проспект и некоторые центральные улицы. С виду свежеположенный торец напоминал паркет, только не плашковый, а шестигранный, подобный сотам. На самом деле никаких дощечек там не было, были отёсанные чурбачки, как правило осиновые, которые плотно устанавливались на торец, образуя идеальное дорожное покрытие. Благодаря тому, что чурки стояли на торце, они не щепились и практически не гуляли относительно друг друга. Торцовая часть растаптывалась ногами, копытами и колёсами, так что торц почти не гнил и требовал замены лишь через пару десятков лет. Асфальт этим похвалиться не может, хотя и нагрузки на современные дороги неизмеримо возросли. Гладкая деревянная дорога отличалась ещё одним достоинством: она была тихой. Копыта стучали глухо, экипажи не грохотали, а человеческих шагов и вовсе слышно не было. Немалое преимущество для большого города…

Были у торца и недостатки, в первую руку — дороговизна. Каждый чурбачок нужно было обтесать, тщательно подогнать к соседним и простучать деревянной бабкой, чтобы он плотно встал на место. А потом — оторцевать, выстругать по отрубу, добиваясь полной ровности.

Циклёвочных аппаратов в прошлом веке не было, так что торцевали мостовые вручную. Поэтому встречался уличный паркет лишь в самых богатых районах, в местах победнее дороги мостили брусчаткой, базальтовой мозаикой, а то и просто булыжником. Нужно ли говорить, какой грохот поднимала каждая проехавшая телега?

За торцовой мостовой ухаживали: убирали грязь и мусор, чтобы дерево не загнило прежде срока, меняли износившиеся части мостовой. Особенно доставалось торцу во время наводнений. Во время знаменитого наводнения 1824 года чуть не все городские торцы уплыли в Неву. Потом жители Лисьего Носа и Сестрорецка отлавливали в Маркизовой луже шестигранные чурки и за определённую мзду сдавали в казну. Уже следующим летом уникальные питерские мостовые были полностью восстановлены.

А вот наводнение 1924 года оказалось для торца роковым. Уплывший торц было решено не восстанавливать, Дворцовая оделась в брусчатку, и даже там, где наводнение пощадило торцовую мостовую, её уже не чинили, а планово меняли на более дешёвые рабоче-крестьянские покрытия. Гром и лязг наполнил город, ускоряя разрушение старинных особняков.

Старожилы рассказывают, что ещё в тридцатые годы кое-где можно было видеть островки торцовых мостовых, но к концу войны не осталось уже ничего. Что само не сгнило, было сожжено в блокадных буржуйках.

И всё же, один кусочек торца, несколько квадратных метров, пережил войну. Сохранялся этот заповедничек на улице Римского-Корсакова почти у самого канала Грибоедова. Один из домов на улице стоит так, что тротуар становится очень узким и для прохожих устроен проход под углом дома. Именно там, под крышей ещё долгих три десятилетия ютился последний клочок питерских торцов. От асфальтового моря его ограждал гранитный поребричек; колонна и низкая крыша не позволяли въехать туда дорожной технике, и поэтому никому не было дела до раритета былых времён. Дерево почти исчезло под слоем грязи, однако порой дворник вычищал угол и тогда можно было разглядеть деревянные соты, так напоминающие паркет.

Однако, время шло и на остаток торца надвигался асфальтовый потоп. Тот самый потоп, что захлестнул мраморные бомбошки перед Казанским собором, утопил гранитные тумбы возле подворотен доходных домов, открыв беззащитные углы ударам въезжающих машин, из-за которого возле дворца Меншикова пришлось сделать археологический раскоп, чтобы показать людям, каким этот дворец был когда-то. Асфальтовый пирог накладывался слоем на слой и наконец перехлестнул гранитную плотинку.

Дождевая вода свободно хлынула на торцы, образовав в получившейся яме небольшой стоячий пруд.

Тогда мостовую ещё можно было спасти, но кому это было нужно в начале семидесятых? Куда как проще было заасфальтировать неудобное место.

Я гулял по Питеру с иногородним приятелем, показывая любимые места.

Рассказал и о торцах, обещая, что сейчас мы увидим этот городской эндемик. --">