Серж Тион - Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах

Серж Тион ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРАВДА? Дело профессора Фориссона. Спор о газовых камерах

Часть I. Не только "почему?" но и "как?"

"В делах истины не бывает

нечистых источников"

Пьер Видаль-Наке.

"Бюллетень информации о Камбодже",

июнь 1978, № 3, стр. 12.

Перед нами человек, который утверждает, будто газовые камеры в немецких концлагерях никогда не существовали, что они, в сущности, представляют собой миф, рожденный ужасами войны. Какой скандал! Говорят, этот человек либо сумасшедший, либо испытывает ностальгию по нацизму. В том, что сумасшедшие несут бред, а нацисты пытаются обелить гитлеровскую Германию, нет ничего ненормального. Было бы удивительно, если бы они поступали наоборот. С одной стороны, сумасшедших становится все больше, — говорят, их рождает современная жизнь. С другой стороны, нацисты и другие пустые головы из крайне правых никогда не переставали мечтать о тысячелетнем Рейхе. Если мне не изменяет память, их влияние серьезно уменьшилось со времени окончания войны в Алжире и ликвидации ОАС. Куда ни отнести вышеупомянутого человека и его провокационные утверждения, его случай кажется ясным и не заслуживающим ни малейшего интереса.

Но — странное дело: различные факты накапливаются, обретают неожиданные масштабы и захватывают прессу, несмотря на постоянно выражаемое пожелание перестать об этом говорить. Министры дают свои комментарии, парламентарии взывают к правительству, а один из них, из партии Жискар д'Эстена, потребовал даже ввести во Франции по примеру ФРГ запрет на профессии для "экстремистов". С октября 1978 года пресса не занимается больше самоцензурой, потому что произошли волнения во 2-м Лионском университете, потому что осыпаемый оскорблениями обвиняемый отбивается и бомбардирует письмами газеты, требуя предоставить ему право на ответ, потому что происходит обмен информацией, о деле говорят за границей и, наконец, потому что антирасистские движения во главе с ЛИКА решили уничтожить дерзкого, устроив над ним суд по обвинению, что довольно необычно для французской юриспруденции, в "умышленном искажении Истории". Отметим для себя эту большую букву И и посмотрим, как органы юстиции будут разбираться с историей в такой ипостаси.

Еще до того, как это было напечатано в газетах, по городу ходили слухи, что идеи этого самого Фориссона неприемлемы, потому что он нацист или пронацист и антисемит. После того, как он отверг оба обвинения и выиграл дело о клевете против газеты "Матэн де Пари", его хулители ничуть не изменили свои убеждения, основанные не столько на том, что он говорит, сколько на подозрительных намерениях, которые ему приписывают. Следует откровенно сказать, что эти обвинения в намерениях не делают чести цензорам, но вопрос не в этом. Конечно, можно называть Фориссона правым или, что будет более точно, — правым анархистом, но следует также вспомнить, что его ученики и многие из его коллег до того, как стало раскручиваться это дело, считали его скорее левым. В любом случае это одинокий человек. Что же касается его политических взглядов в той мере, в какой они мне известны, я не нахожу в них ничего привлекательного кроме отказа от интеллектуальных табу и склонности, которую я разделяю, становиться на сторону побежденных. Этого недостаточно, по моему мнению, для обоснования политической морали, но это хорошая вакцина против иллюзий власти.

Но что следует самым энергичным образом отвергнуть, это идею, будто любые аргументы политического противника нужно автоматически считать ложными. Я знаю правых, способных при случае рассуждать вполне толково, и левых, которые говорят такие возмутительные вещи, что кровь стынет в жилах. Ни те, ни другие факты, взятые сами по себе, не способны заставить ни меня, ни кого-либо другого изменить политические убеждения. Но они могут меня кое-чему научить и заставить меня изменить мое мнение по какому-то конкретному вопросу, причем я истолкую их по-своему.

Так что нельзя довольствоваться провозглашением свободы слова для наших врагов, даже если это враги свободы, столь же важной для них, как и для нас, потому что эта свобода неделима; нужно также настаивать на их праве быть понятыми, на праве истолковывать их слова, не навлекая на себя идиотских обвинений в соучастии. Некоторые мои друзья и я сам знали --">