Михаил Яковлевич Гефтер - Мир миров - российский зачин

иначе Гефтер дорассуждался до Президентского совета, и за что бы заслужил от суверенизаторов кладбищенский венок (смешливый М.Я. легче нас отбрил бы могильный сарказм Шута).

Я не знаю пока, кто распутает эти письмена устного ума - это не дискурс, работать в нем, не будучи самим Гефтером, не имеет ни малейшего смысла. И в то же время любой из нас, кто с ним беседовал, имеет подтверждение неопровержимости русского прошлого в русском языке. Похоже, следует говорить о задаче построения дешифратора - но ведь и такой дешифратор обязан быть вровень самому Гефтеру.

Задача ждет своего Платона. Мы же, бывшие подле и уцелевшие, усталые, даже на Эккерманов не тянем. (Что в русском полисе эквивалентно афинской обыденности диалога? Хотя и Сократа, припоминается, звали чемпионом пустословия).

- Здесь еще придется поискать ритм.

Не зайдет ли тут речь одобавке? Добавка - любимая идея Гефтера, пока еще не идея - словцо. Суть добавки в привнесении в ситуацию иного элемента альтернативного лишь по отношению к данности, к ее каркасу: сама по себе добавка, как человеческое свойство, бывает вполне тривиальна. Например, слабость. Или зависть к лучшему, к Первому. Иногда даже - сломленность! Но в ситуации безысходной, где причины опустошают следствия и факторы вступили в сговор, когда растлевается само вещество объективности, презренная добавка становится местом для Альтернативы. Так может быть, теперь проблема Гефтера нуждается в добавке?

Он оставил за собой - при бесспорности своего остатка в культуре уклончивость формы и тайну невоплощенности, не разгадав которой мы не сумеем ни понять, ни прочитать, ни продолжить его работу. Однако и игнорировать ее впредь невозможно, русская культура уже несет в себе измерение Гефтера - Гефтер, это не беллетристика по поводу культуры, не романы Эйдельмана из увлекательной жизни покойников, и не академические учительные штудии Лотмана по русской культуре. Это не логика, не система идей. Это реализованное искусство возобновления идей, измеренных и обремененных прошлым, - игра идеи в ее родном веществе, в смертном человеке, переходящая в совместное воскрешение - прошлого и идей в рядом живущих и совместно переживающих урок людях.

Гефтер там, но где теперь это место? Поиск этого места сегодня тождествен поиску русской культуры, своей к ней отнесенности и своего в ней задания.

И последнее, странное, видимо - лишнее.

России нет, хотя она может сбыться и, пожалуй, сбудется.

Россию мы потеряли, не одну и не раз, но основная Россия нам еще предстоит: немыслимая как идея, невозможная в качестве интриги, недосягаемая ретроспективной риторикой, Россия экспериментально осуществима как реальная добавка к реальным, нерешаемым вне ее будущим мировым столкновениям.

М.Я. вернулся к работе, начатой русскими после гибели Пушкина, - и все переделал. Когда русский мир восстановится однажды в семье миров, в его прошлом, несомненно, будет свой Гефтер. Только с а м Гефтер тогда-то и окажется - не теперь, когда Россия все еще невозможна ни как государство, ни как цивилизация и когда ее единственная реальность - гефтеровское состояние вещества, - Гефтер будет в н е т о й России.

Этот гражданин Черемушек слишком широк для России Мира, если даже в нее поверить. Он несколько разнообразней России.

Этот чудак-человек, мучавшийся крушением русского в поведении и языке и физически сведенный в могилу армадой в Чечне, где добивали русскую мечту о многоукладной, равноразной России (от Пушкина до Ленина, Платонова, Гефтера), - нажил маневренное пространство, избыточное и для той русской цивилизации, которую он подготавливал.

Не исключено, что этой добавки достаточно для возобновления русской цивилизации, что ее хватит на еще одну великую русскую историю. Но достаточно ли ее для жизни - и какой могла бы быть его, Гефтера, свободная жизнь? - не выяснится никогда.

4 марта 1995 г.

--">