Валерий Никитич Демин - Андрей Белый

столетий“, в котором жил и из глубины которого творил, с максимальной четкостью и ясностью».

Да и сам Белый о начале своего творческого пути позже напишет в мемуарах: «Я задумывал космическую эпопею». Одним из первых среди русских писателей и мыслителей он стал писать слово «Космос» с прописной буквы. Космическая тема лейтмотивом вселенской симфонии прошла через его жизнь и творчество. Во всем улавливал он нескончаемую и расщепленную на множество ипостасей вселенскую борьбу между Хаосом и Космосом, пытающимся обуздать и упорядочить этот Хаос. (Даже в интимном блоковском цикле «Стихи о Прекрасной Даме» Белый усматривал войну между «апокалипсическим Зверем» и «Женой, облеченной в солнце». Что же говорить тогда о его собственном романе «Петербург» и других прозаических и стихотворных произведениях?!)

Сказанное, впрочем, можно отнести и к другим поэтам и писателям Серебряного века, а также к русскому символизму в целом. (Именно русскому, а не, к примеру, французскому, английскому или скандинавскому.) Философ Николай Бердяев очень верно охарактеризовал эту особенность русского литературно-художественного космизма: «<…> Мироощущение поэтов-символистов стояло под знаком Космоса, а не Логоса. Поэтому Космос поглощает у них личность; ценность личности была ослаблена: у них были яркие индивидуальности, но слабо выражена личность. А. Белый даже сам говорил про себя, что у него нет личности. В (русском интеллектуально-художественном. – В. Д.) ренессансе был элемент антиперсоналистический. Языческий космизм, хотя и в очень преображенной форме, преобладал над христианским персонализмом». К этому Бердяев добавляет: у Белого человек окончательно «погрузился в космические вихри».

Белый с рождения воспринимал пульс Вселенной как свой собственный. В автобиографической повести «Котик Летаев», навеянной впечатлениями детства, он так и написал: «<…> Пучинны все мысли: океан бьется в каждой; и проливается в тело космической бурею; восстающая детская мысль напоминает комету…» Провидческий же дар Белого проявился, между прочим, в том, что почти за тридцать лет до бомбардировки Хиросимы он предсказал и взрыв атомной бомбы, и массовую гибель («гекатомбу») людей:

Мир – рвался в опытах Кюри

Атумной, лопнувшею бомбой

На электронные струи

Невоплощенной гекатомбой…

Это, так сказать, во всемирном масштабе. Но известен и другой трагический факт, уже личного порядка: в 1903 году он предсказал собственную смерть «от солнца». Так, в общем-то, и произошло: спустя три десятилетия он умер от кровоизлияния в мозг – последствия солнечного удара…

В конце 1920-х годов Андрей Белый вместе с женой на нескольких листах ватмана начертил в цвете грандиозную диаграмму своей жизни. Она так и называется «Линия жизни» и в настоящее время находится в Мемориальном музееквартире поэта. (В письмах и дневниках он тоже пытался нарисовать «параболы и спирали» своей жизни и творчества.) Ломаная графическая линия то взмывает вверх, то падает вниз, обозначая творческие взлеты и падения, победы и поражения. Она вполне соответствует понятию «мировой линии», введенному в научный оборот Германом Минковским и выражавшему единство пространства и времени (Андрей Белый, получивший высшее естественно-научное и физико-математическое образование, безусловно, был хорошо знаком с этой концепцией).

«Линия жизни», по существу, и отображала пространственно-временной континуум, только была не прямой, а изломанной. Цветными карандашами на схеме показано, какие идеи и люди оказывали на писателя влияние на протяжении его жизни. Стрелки, идущие снизу вверх, – это происки недругов. А те, что направлены сверху вниз, обозначают незримую помощь, оказанную писателю со стороны невидимых космических сил. «Я знаю, – писал Белый в одном из писем, – есть силы Космоса и есть забываемая всеми космэтика» (неологизм, придуманный писателем для обозначения космической этики. – В. Д.). Аналогичным образом и фактически в то же самое время описывал ноосферное воздействие на свою жизнь и судьбу К. Э. Циолковский, называвший это неизвестными разумными силами Вселенной.

Осмыслить до конца, что с ним происходит, Андрею Белому удавалось не всегда. Поэтому он и облекал свои ощущения и грезы в мистические, трансцендентальные и религиозные понятия. Правда, и с понятиями не все было просто. Вместе с друзьями-символистами он в невероятных муках бился над --">