Вольфганг Фауст Танки в котле. Немецкий танкист о прорыве из Хальбского кольца. 1945

Серия «За линией фронта. Мемуары» выпускается с 2002 года

Wolfgang Faust

PANZER IM KESSEL

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2016

Возникновение котла

Весной 1945 года война, которую мы развязали с такими огромными амбициями, смыкалась вокруг нас подобно западне. В январе этого года я был механиком-водителем танка «Тигр I», стоявшего на наших оборонительных позициях на реке Одер. В феврале часть моего батальона была уничтожена в боях, а командир моего танка Хелман сгорел в башне. В апреле, после поспешной реорганизации, вызванной нашими потерями, я стал командовать другим танком, из состава 21-й танковой дивизии, бывшей частью громадной германской 9-й армии. Моим танком стала одна из великолепных «Пантер», которыми так гордились наши бронетанковые силы. Теперь я был произведен в звание фельдфебеля, и под моим командованием находился экипаж совсем молодых новобранцев, которые смотрели на меня как на обстрелянного ветерана в мои двадцать лет. Наши части старались сдерживать продвижение красных к столице Рейха. Однако это оказалось непосильной задачей, враг разметал наши боевые машины и прорвался к германской столице.

На последней неделе апреля западня захлопнулась. Войска красных окружили^[1] всю 9-ю армию к югу от Берлина и загнали нас в лесную местность, где нам оставалось только укрыть и замаскировать наши боевые машины и ожидать приказов.

Ожидание в укрытии было форменными муками ада. Сидеть в кольце русского окружения, в чаще соснового леса, внутри корпуса 48-тонной «Пантеры»^[2]. Лишь через некоторое время я полностью осознал, сколь незавидно наше положение, увидел себя со стороны, скорчившегося на месте командира танка в башне, и по спине у меня заструился обильный пот, а сердце заколотилось в груди, как кувалда. По кронам сосен над нашими головами то и дело скользили тени русских бомбардировщиков, а грохот русской артиллерии был хорошо слышен даже сквозь броневые листы корпуса «Пантеры».

Да, мы оказались в западне. Окруженные со всех сторон русскими, которые непременно отправят нас в Сибирь, как только возьмут нас в плен. Нашей единственной надеждой было добраться до американской линии фронта, проходившей вдоль реки Эльба к западу от нас – поскольку теперь американцы превратились для нас в самую большую надежду. Раньше они были для нас врагами, разрушителями наших городов, теперь же они стали теми спасителями, на которых мы только и могли надеяться, если бы нам удалось добраться до них. Стать пленниками янки означало для нас «горячую собаку» (хлеб с сосиской), похлебку из капусты и Женевскую конвенцию^[3]. В плену же у красных, мы были убеждены, нас ждало рабство, Полярный круг и невозможность когда-либо вернуться на родину. Но между остатками наших частей и американцами находилась целая русская армия, которая преграждала путь к Эльбе нашей горстке танков, измотанным до предела нашим мотопехотинцам^[4] и гражданским беженцам, которые брели за нами, всхлипывая и причитая, подобно похоронной процессии.

– И как долго нам придется здесь ждать, герр фельдфебель? – спросил меня мой башнёр^[5].

– Скоро уж вернется наш Капо, – ответил я ему. – Капо скажет, что нам делать.

Капо мы называли между собой нашего лейтенанта, командовавшего танковым взводом. Первоначально состоявший из шести танков Pz V «Пантера», он уменьшился теперь до трех уцелевших боевых машин, а наш командир отправился к старшему из офицеров, который должен был сказать, какое задание нам предстояло.

Воздух в танке был тяжелым: в нем витали «ароматы» выхлопных газов двигателя, сгоревшего в снарядных гильзах кордита^[6], машинного масла и тел пяти крупных парней, скрючившихся на своих сиденьях, не мывшихся в течение нескольких недель, а теперь истекавших потом. Я открыл люк своей командирской башенки. Сквозь него в танк хлынул свет и волна свежего лесного воздуха, напоенного ароматом хвои. В просвете между кронами сосен я увидел кусочек голубого неба с ползущими по --">