Илья Ефимович Репин - Далёкое близкое

И. Е. Репин

Далёкое близкое

Москва
Берлин
2018

УДК 75.03(47)
ББК 85.143(2)
Р41

Р41

Репин, И. Е.
Далёкое близкое / И. Е. Репин. – Москва ; Берлин :
Директ-Медиа, 2018. – 599 с.

ISBN 978-5-4475-9770-2
Имя великого русского художника-живописца, мастера портрета, создателя картины «Бурлаки на Волге» Ильи Ефимовича Репина
(1844–1930 гг.), без сомнения, знают многие, но мало кто знает, что
его перу принадлежит ряд талантливых литературных биографических очерков и воспоминаний, объединенных в книгу под названием «Далёкое близкое». Мемуарные записи Репина о детстве и
юности, жизни в Петербурге, очерки о художниках-современниках
и воспоминания о незабываемых встречах с известными людьми
мира искусства не только знакомят читателей с культурной жизнью
России второй половины XIX в., но и отражают взгляд художника
на проблемы современной ему русской культуры и искусства.

УДК 75.03(47)
ББК 85.143(2)

ISBN 978-5-4475-9770-2

© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2018

На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мной.

ВПЕЧАТЛЕНИЯ ДЕТСТВА
1844–1854
I
Объезд диких лошадей. – Калмык
В украинском военном поселении, в городе Чугуеве, в
пригородной слободе Осиновке, на улице Калмыцкой, наш
дом считался богатым. Хлебопашеством Репины не занимались, а состояли на положении торговцев и промышленников. У нас был постоялый двор.
Домом правила бабушка. Широко замотанная черным
платком, из-под которого виден был только бледный крупный нос, она с раннего утра уже ворчала и бранилась с работниками и работницами, переворачивая кадки и
громадные чугуны, проветривавшиеся на дворе.
Кругом большого светлого двора громоздились сараи, заставленные лошадьми и телегами заезжего люда. Повсюду
стояла грязь, коричневые лужи и кучи навоза.
Днем широкие ворота на Калмыцкую улицу оставались открытыми, и через них поминутно въезжали и выезжали чужие,
проезжие люди. Становились, как попало, на дворе или в сараях и хозяйничали у своих телег: подпирали их дугами, снимали и подмазывали дегтем колеса черными квачами 1 из мазниц.
Лошади с грубой дерзостью таскали из рептухов 2 сено, большая часть его падала им под ноги, в навоз, затаптывалась.
Отец мой, билетный солдат, с дядей Иваней занимались
торговлей лошадьми и в хозяйство не мешались.
1
2

Квач – кисть для смазки колес (укр.).
Рептух – полотняная торба с кормом для лошадей.
3

Каждую весну они отправлялись в «Донщину» и приводили оттуда табун диких лошадей.
На месте, в степях, у богатых донских казаков-атаманов,
лошади плодились круглый год на подножном корму и потому стоили дешево (три – пять рублей за голову), но пригнать из-за трехсот верст верхом и объездить дикую лошадь
составляло серьезное и трудное дело. Отец говорил:
– Тут без помощи калмыков ничего не выйдет, одно несчастье!
Дядя Иваня, вечно на коне, в шапке-кучме (папахе), был
черен, как черкес, и ездил не хуже их, но калмыкам удивлялся и он. Калмык с лошадью – одна душа. Опрометью бросившись на лошадь, вдруг он гикнет на табун так зычно, что у
лошадей ушки на макушке и они с дрожью замрут, ждут его
взмаха нагайкой, в конце которой в ремне вшита пуля. Одним ударом такой нагайки можно убить человека.
У нас на Руси широки столбовые дороги, есть где табуну
пастись на даровой траве и отдохнуть всю ночь. Но боже упаси заснуть погонщику близ яровых хлебов! Дикие кони тихой
иноходью – уже там, в овсах, и выбивают косяк чужого
хлеба.
Проснулись хохлы-сторожа, с дубинами и кольями бегут
загонять табун... Поди выкупай! Калмык убил бы себя нагайкой в лоб за такую оплошность. Привязанный к его ноге горбоносый донец заржет вовремя и так дернет крепко спящего
хозяина, таща его по кочкам к табуну, что только мертвец не
проснется. Как лошадиный хвост от комаров, калмык взмахнется на своего поджарого и так зычно гикнет на лету на лошадей, что самому ему останется только исчезнуть в облаке
черноземной пыли, взбитой табуном. А хохлы с дубинами
долго еще стоят, разинув рот... Наконец перекрестятся:
– Оце, мабудь, сам чортяка! А хай йому біс!.. Нечиста сила!
В углу нашего двора были широкие ворота на пустошь,
которая оканчивалась кручей к Донцу, заваленной целыми
4

горами лошадиного навоза. Что было бы здесь, если бы в половодье Донец не уносил своим течением всего этого «золота» вместе с обвалившимися берегами кручи! Посредине
пустоши был --">