Игорь Дедков - Давление памяти

AnnotationПовесть к повести, и почти ничего из настоящего, все из прошлого. Рассказывать — значит рассказывать о том, что было и уже отшумело, закончилось. Было: детство в алтайской степи, отец, мать, школа, друзья, потом война, флотская служба… Вот и рассказывай! Время жизни словно предшествует времени писательства, и время писательства уходит на то, чтобы успеть рассказать о времени жизни. Разумеется, писательство — та же жизнь, но там, позади, оставлена просто жизнь, и ты, прежний, совсем молодой, как малое зерно в ее огромном колосе, прижат ко всем, и во всем — вместе со всеми… Поверим Анатолию Соболеву, признавшемуся, что был он по-настоящему счастлив, когда «не был писателем и жил нормальной человеческой жизнью». Или все-таки не поверим?

Игорь ДЕДКОВ

ДАВЛЕНИЕ ПАМЯТИ

Повесть к повести, и почти ничего из настоящего, все из прошлого. Рассказывать — значит рассказывать о том, что было и уже отшумело, закончилось. Было: детство в алтайской степи, отец, мать, школа, друзья, потом война, флотская служба… Вот и рассказывай!

Время жизни словно предшествует времени писательства, и время писательства уходит на то, чтобы успеть рассказать о времени жизни.

Разумеется, писательство — та же жизнь, но там, позади, оставлена просто жизнь, и ты, прежний, совсем молодой, как малое зерно в ее огромном колосе, прижат ко всем, и во всем — вместе со всеми…

Поверим Анатолию Соболеву, признавшемуся, что был он по-настоящему счастлив, когда «не был писателем и жил нормальной человеческой жизнью».

Или все-таки не поверим?

«Было — прошло. Что же такое — жизнь? Куда все исчезло?» — так заканчивается одна из его повестей. Знакомое вечное недоумение, вечные вопросы. Они приходят в свой возрастной срок ко многим, а скорее всего ко всем — писателям и не писателям, но только писатели задают их громко, за себя и за других, и каждый из них отвечает на свой, единственный лад, надеясь хоть в чем-то угадать мысли и чувства своих современников.

Не будь позади «просто жизни» и не зная, не чувствуя ее сейчас, обступающую со всех сторон, угадаешь ли что?

В «Тополином снеге» Соболев расскажет, как через тридцать лет побывал наконец-то в родном селе. Новый мост, новые дома, автобусы, асфальт… «Другие юноши поют другие песни»… А взамен всего прежнего — бедного, трудного, дорогого — «только память, память, память».

Я хотел было написать о «парусах памяти», но быстро понял, что это красивее, чем мне бы хотелось. В парусах есть легкость, а память бывает тяжелой.

Паруса воображения — это уже получше. Иногда Соболев будет рассказывать как раз о том, что может вообразить, но не вспомнить. Ему удается и это: его герои — из его поколения, а насчет своего поколения он кое-что знает твердо: об идеалах, преданности, исторической судьбе. Воображение в таких случаях не столько «латает» память писателя, заполняет пробелы, сколько раздвигает ее, образуя ее новое, свободное пространство, превосходящее возможности собственного опыта и собственной судьбы художника.

И все-таки я не случайно вспомнил о парусах. И не только потому вспомнил, что жизнь этого писателя связана с морем и флотом. Если чувствуешь в книгах ветер романтики, его напор, то образ паруса приходит как-то сам собой. И опять же не о «романтике моря» речь. Флотские страницы у Соболева, может быть, самые жесткие и приземленные, в них ни патетики, ни поэзии. Речь о другом: о романтическом восприятии мира и его противоречий. Оно сказывается, например, в авторском отборе и освещении каких-то исторических фактов предвоенной жизни, в их неизменно приподнятом, лирическом истолковании. То есть драматизм событий вроде бы не смягчен, а даже усилен; но читатели-земляки при встрече говорят автору: отца-то твоего «не убили тогда, а ты пишешь, что убили. Мать у тебя была, а в книге ты сирота». Автор в ответ объясняет: «Я ведь дух времени хотел сохранить… а не документальную точность» («Тополиный снег»).

Автор прав, он не автобиографию писал, не анкету заполнял, но заметьте вот что: получается, что «дух эпохи» не из жизни рождается, а как бы ей предшествует и требует от нее соответствия… На мой взгляд, это романтический «дух эпохи», и если ему следовать, он способен — ни

--">