Стейси Шифф - Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

время расцвета латинской поэзии. Она вошла в литературу на языке, который был к ней враждебен, и опусы сыпались как из рога изобилия. Джордж Бернард Шоу среди источников к «Цезарю и Клеопатре» упоминает свое воображение. Многие историки опираются на Шекспира, что, с одной стороны, можно понять, но с другой – это как принять Джорджа Скотта за генерала Паттона^[9].

Восстановить личность Клеопатры – значит, во‑первых, бережно отнестись к немногим дошедшим до нас фактам, а во‑вторых, очистить ее от мифологической плесени и набившего оскомину грубого пиара. Она была гречанкой, история которой оказалась в руках мужчин, чье будущее определялось в Риме, – и большинство из них служило империи. Их исторические методы нам неясны^[10]. Они редко называли свои источники. Они слишком полагались на память [10]. По современным меркам все они болтуны, апологеты, моралисты, фантазеры, переработчики, копипастеры, поденщики. Просвещенный Египет времен Клеопатры не смог произвести на свет ни одного настоящего историка. Приходится исходить из данности: источники, возможно, ненадежны, но других у нас нет. На сегодня ученые не имеют общего мнения о большинстве важнейших деталей ее жизни: мы не знаем, кем была ее мать, долго ли Клеопатра жила в Риме, сколько раз была беременна, сочеталась ли браком с Антонием, что произошло во время судьбоносной для нее последней битвы, как она умерла^[11]. В процессе написания этой книги я старалась не забывать, кто был хранителем архивов, а кто – обычным сплетником; кто в действительности интересовался Египтом, кто его презирал, кто там родился; у кого были проблемы с женщинами; кто писал с рвением римлянина, недавно приобретшего гражданство; кто мечтал с кем-то поквитаться, ублажить императора, отшлифовать поэтический дар. (Я не очень доверяю Лукану. Он появился на сцене слишком рано, до Плутарха, Аппиана или Диона. Еще он был поэтом и любителем сенсаций.) Даже когда записи не запутаны и не тенденциозны, в них зачастую слишком много напыщенности и преувеличений. Как уже отмечалось, в античные времена не существовало сухой, неприукрашенной истории [11]. Главное было – ошеломить. Я не пыталась заполнить пустоты, хотя периодически использовала возможности. Едва ли вероятное остается в книге все таким же едва ли вероятным, хотя даже в этих случаях мнения расходятся кардинально. Несовместимое остается несовмещенным. По большей части я восстанавливала контекст. Совершенно точно, что Клеопатра убила своих братьев и сестру, но ведь и Ирод, например, уничтожил собственных детей (а потом жаловался, что был «несчастнейшим из отцов»^[12] [12]. Как напоминает нам Плутарх, такое поведение в среде царственных особ считалось тогда вполне нормальным. Клеопатра могла не быть красавицей, но своим богатством, своим дворцом способна была ошеломить любого римлянина. Все выглядит иначе с другого берега Средиземного моря. Недавние исследования женщин Античности и эллинистического Египта проливают на их историю совершенно новый свет. Я стремилась снять с последних минут жизни прославленной египетской царицы налет мелодраматической чепухи, излагая которую даже самые здравомыслящие летописцы выглядят сентиментальными сценаристами сомнительных телесериалов. Иногда, однако, драматизация вполне оправданна. В эпоху Клеопатры жили избыточные, неподвластные нашему пониманию персонажи. Под занавес величайшие актеры уходят внезапно. А за ними рушится мир.

Мы, конечно, очень многого не знаем о Клеопатре, но она тоже очень многого о себе не знала. Не знала, что живет в I веке до н. э. или в эпоху эллинизма [13], – эти понятия люди придумают позже. (Эллинизмом принято считать период между смертью Александра Македонского в 323 году до н. э. и смертью Клеопатры в 30 году до н. э. Пожалуй, лучшее ему определение – время греков, в котором греки не играли никакой роли.) Еще она не догадывалась, что была Клеопатрой VII, – хотя бы потому, что на самом деле была шестой Клеопатрой. И понятия не имела, кто такой Октавиан, ведь человека, который ее низверг, заставил покончить с жизнью и по большому счету создал ей образ в будущем, звали Гай Октавий. А тогда, когда соприкоснулся с ее судьбой, этот человек вообще именовал себя Гай Юлий Цезарь – в честь знаменитого двоюродного деда, ее любовника, который в своем завещании усыновил внучатого племянника. Нам он известен как Август, этот титул он присвоил лишь через три года после смерти --">