Стейси Шифф - Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

раза крайне неожиданно – решался на египетской земле. После каждого такого катаклизма средиземноморские страны содрогались в попытках скорректировать свою верность тому или иному политику и перенаправить потоки благодарности. Отец Клеопатры поставил все на Помпея Великого, блестящего римского полководца, который пользовался, казалось, неистощимой благосклонностью фортуны. Помпей стал покровителем семьи, а еще вступил в войну с Юлием Цезарем – как раз тогда, когда на другом берегу Средиземного моря восходила на трон Клеопатра. Летом 48 г. до н. э. Цезарь разгромил Помпея в Центральной Греции. Помпей сбежал в Египет, где его радостно встретили и сразу же, не откладывая в долгий ящик, обезглавили. Клеопатре исполнился двадцать один год. У нее не было иного выбора, кроме как начать заигрывать с новым повелителем римского мира. Эта египтянка сильно отличалась от остальных вассальных правителей, имена которых – и не случайно – не дошли до наших дней. Все последующие годы она пыталась направить беспощадное римское цунами в нужное ей русло, меняла покровителей после убийства Цезаря и в итоге закрутила роман с его протеже, Марком Антонием. С высоты сегодняшнего дня ее правление выглядит всего лишь как отсрочка приговора: фактически для нее все было кончено раньше, чем началось. Хотя, конечно, молодой царице так не казалось. После ее смерти Египет превратился в римскую провинцию, а независимым государством снова стал лишь в XX столетии.

Можно ли сказать что-нибудь хорошее о женщине, которая спала с двумя самыми влиятельными мужчинами эпохи? Можно, конечно, но только если вы не римский историк. В Клеопатре сошлись две грозные стихии: она была женщиной и обладала властью. Умные женщины, как за сотни лет до того предупреждал Еврипид, опасны. Известный римский историк с чувством глубокого удовлетворения обзывает одну иудейскую царицу «всего лишь номинальной правительницей»^[4] [4], а через шесть страниц обвиняет ее же в непомерных амбициях и ненасытном властолюбии^[5]. В ходу были и более обезоруживающие проявления власти. В брачном контракте I века до н. э. невесте предписывалось быть верной и любящей, а также не подмешивать любовное зелье в еду или питье мужа [5]. Мы не знаем, любила ли Клеопатра Антония или Цезаря, но точно известно, что она умела заставить каждого из них играть в ее игру, то есть, с точки зрения римлян, обоих «превратила в рабов». И это была так называемая игра с нулевой суммой: женская авторитарность в любом случае оставляла мужчину в проигрыше. Жена первого римского императора Августа якобы так объясняла секрет своего влияния на мужа: «…будучи самою во всем более целомудренной, делая с удовольствием все то, что радовало его, и не вмешиваясь ни в какие из его дел, особенно делая вид, что не знает и не замечает предпочтения его страсти»^[6] [6]. У нас нет оснований принимать эту формулу за чистую монету. Впрочем, Клеопатра была сделана совершенно из другого теста. Она могла на рыбалке, греясь в лучах ленивого александрийского солнца, спокойно напомнить самому знаменитому римскому полководцу, чтобы не расслаблялся и не забывал о своих обязанностях.

Для римлян греки воплощали собой вольнодумие и пренебрежение к законам. Клеопатра же была виновна вдвойне: во‑первых, происходила из культуры, известной своим «врожденным умением лгать»^[7] [7], а во‑вторых, жила в Александрии. Типичный римлянин не видел разницы между экзотикой и эротикой: Клеопатра была плоть от плоти своей темной, плодородной земли и капризной, экстравагантной, поражающей воображение реки – этакое олицетворение потустороннего, мистического Востока. Мужчины теряли из-за нее головы или, по крайней мере, меняли планы. Такой она выведена даже в биографии Марка Антония, написанной Плутархом. Историк XIX века называет ее при встрече с Цезарем «распущенной шестнадцатилетней» [8] (на самом деле она скорее была крайне собранной женщиной двадцати одного года). Скандальная репутация Востока была гораздо старше Клеопатры, но это никого не волновало: царица родилась в греховной стране страстей и излишеств. Неудивительно, что Цезарь стал историей, а Клеопатра – легендой.

Еще больше тумана напустили римские летописцы, которые весьма приблизительно ориентировались в собственной древней истории. Все мы порой, как Марк Твен в забитом туристами Ватикане, предпочитаем копии оригиналу. Так же и античные классики создавали труды, --">