Ирина Владимировна Одоевцева - На берегах Невы. На берегах Сены. На берегах Леты

Ирина Одоевцева На берегах Невы На берегах Сены На берегах Леты

Предисловие

Я всю жизнь писала свои книги с тайной надеждой, что когда-нибудь меня будут читать и в моей стране…

И. В. Одоевцева

Ирина Владимировна Одоевцева вернулась на родину в город своей юности Петербург в апреле 1987 года в возрасте 92 лет.

«Как можно было в таком возрасте решиться на этот шаг?» – изумлялись одни. «Только в таком возрасте и можно было рискнуть», – шутили другие.

А она вернулась первой ласточкой свободы легко и безоглядно и, могу засвидетельствовать, никогда не пожалела об этом.

По невероятному совпадению она поселилась на Невском, как раз рядом с Домом искусств, где в 20‐е годы было общежитие литераторов. Там жили ее друзья. Оттуда увели чекисты в последний путь ее учителя и друга Николая Степановича Гумилева.

…«Я всю жизнь писала свои книги с тайной надеждой, что когда-нибудь меня будут читать и в моей стране», – говорила Ирина Владимировна в своем интервью для газеты «Неделя», когда в Москве вышла ее книга «На берегах Невы».

«Конечно, я и представить себе не могла, что доживу до этого.

До сих пор не могу поверить в свершившееся чудо, не могу прийти в себя от радости, что я дома. У меня такое чувство, что я получила и получаю слишком много. Как будто мне выпала доля получить за всех тех, кто не дожил до встречи с родиной. И хотя моя жизнь последние годы была полна несчастий, я каждый день благодарю благословенное время, когда я смогла вернуться на родную землю».

…Во время короткой хрущевской оттепели, пришедшейся на мою юность, когда что-то полуусеченное цензорами стали печатать, что-то просачивалось из эмиграции, попала ко мне книга Одоевцевой «На берегах Невы». За одну ночь я прочитала и запомнила эту книгу почти наизусть. Мои любимые поэты ожили и заговорили на ее страницах: Блок, Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Кузмин…

Книга, написанная на одном дыхании, была больше поэзией, чем прозой. Проза поэта. Художники говорили мне потом, что можно по этой книге писать портреты, настолько в ней живые образы.

Все повествование ведется в настоящем времени. Получается, что это не литературный пантеон, а рассказ, даже своеобразный репортаж с места событий, благодаря которому мы, читатели, словно присутствуем при происходящем.

Книга просто пронзила меня, заставив испытать ту же любовь, что испытывала сама Ирина Владимировна, вспоминая об этих людях.

Особенно, конечно, замечателен с любовью воссозданный образ Гумилева, совершенно живой со всеми достоинствами и со всеми человеческими слабостями поэта. Книга эта – настоящий памятник Гумилеву.

Павел Лукницкий записывал за Гумилевым каждое слово. Но ведь разница между прозой поэта и документальной информацией все равно как между фотографией и живописным портретом.

«О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной» (Батюшков).

Способность воссоздания чувства в воспоминаниях давно получила название «память сердца».

Этой способностью Одоевцева обладала в полной мере. Она говорила: «Гумилев был большим поэтом и очень сильной личностью. Влияние его было так сильно, что, я думаю, останься он в живых, поэзия шла бы совсем по другому пути. Он сам мне говорил, что только теперь чувствует в себе новые силы и по-другому будет писать». Пример тому его последние стихи «Цыгане» и гениальный «Заблудившийся трамвай», где он предсказал свою судьбу:

                        В красной рубашке, с лицом, как вымя,

                        Голову срезал палач и мне,

                        Она лежала вместе с другими

                        Здесь, в ящике скользком, на самом дне.

Для Одоевцевой Гумилев был другом, учителем.

И героем! В своей «Поэме о Гумилеве» она так и сказала:

                                …Потом поставили к стенке

                                 И расстреляли его.

                                 И нет на его могиле

                                 Ни холма, ни креста – ничего.

                                 Но любимые им серафимы

                                 За его прилетели душой,

                                 А в небе звезды пели:

                                 «Слава тебе, герой!»

О себе в книге Ирина Владимировна сумела сказать очень мало, но при этом перед глазами вставал образ тоненькой студистки с --">