Владимир Алексеевич Чивилихин - Память

Владимир Чивилихин Память

…Давно ушедшие люди с их страстями, помыслами и поступками, движения и продвижения народов, царства и кумиры, великие труды миллионов, моря их крови и слез, разрушающее и созидательное, пестрые факты, широкие обобщения, разноречивые выводы – в этой бездне минувшего так легко и просто потеряться, растворить себя в том, что было и больше никогда не будет, а поэтому будто бы так легко и просто обойтись без всего этого, прожить оставшееся время сегодняшним днем, найдя радость в честном заработке на кусок хлеба для своих детей. Однако память – это ничем не заменимый хлеб насущный, сегодняшний, без коего дети вырастут слабыми незнайками, неспособными достойно, мужественно встретить будущее.

* * *

Скромная тоненькая книжечка в обложке цвета запекшейся крови стоит у меня на заветной полке. Она не новая, с ослабшим переплетом – видать, побывала во многих руках. Тираж небольшой, как и формат – книжечка легко поместится не только в офицерском планшете, но и в кармане солдатской шинели. Увидел я ее случайно в кучке дешевого букинистического разнокнижья и купил за полтину, хотя на самом деле цены ей нет… Сборник называется «Героическая поэзия Древней Руси» и составлен в блокадном Ленинграде. Всякий раз, как беру эту книжку в руки, долго не могу оторваться. В чьих руках она побывала? Кому помогла?

Переводы «Сказания о Кожемяке», «Жития Александра Невского» и «Задонщины» сделаны Виссарионом Саяновым, давно уже ушедшим от нас замечательным ленинградским поэтом, из сибиряков, почему-то забытым нашей критикой. А «Слово о полку Игореве» переведено Владимиром Стеллецким, и я однажды, захватив с собой драгоценную книжечку, навестил его, больного и слабого, живущего ныне в Москве на Солянке. Мы долго вспоминали войну, говорили об истории выпуска сборника, о работе нашей писательской комиссии по «Слову» и больше всего, конечно, о самой этой бессмертной поэме, о переводах ее Алексеем Мусиным-Пушкиным, Василием Жуковским, Аполлоном Майковым, Константином Бальмонтом, Николаем Заболоцким, Дмитрием Лихачевым, Николаем Рыленковым, Иваном Новиковым, Алексеем Юговым…

– Вы знаете, Владимир Иванович, за что я еще ценю ваш перевод?

– Да?

– За одну колдовскую строчку, которую перед войной Иван Новиков да вы в блокадном издании передали точнее всех других переводчиков. Вернее, даже за одну букву.

– Что имеется в виду?

– Ну, вы знаете, конечно, что слово «храбрый» употребляется в поэме одиннадцать раз.

– Нет, не считал.

– Причем в последней трети текста – после призывов загородить полю ворота и стать за землю русскую – оно совсем не встречается.

– Правда, в поэме много значат даже отсутствующие слова… Сами заметили?

– Да.

– Поздравляю! Итак, что за строчка или буква?

– «Дремлет в пОле ОльгОвО хОрОбрОе гнездО», – нажимал я на «о». – Понимаете, одиннадцать раз «храбрый», «храбрая», «храбрые», «храброму» и так далее, и один-единственный раз в подлиннике – «хороброе»! Это же не может быть случайным!

И взахлеб заговорил я о том, что здесь – авторский ключ к еще одной тайне «Слова», его волшебной звукописи, оттеняющей смысл. В полногласии этом – оро, – сохраненном и в первом печатном издании, и в Екатерининской копии, – тревога, будто бы ночной набатный колокол, слышимый автору, звучит над спящим войском…

– А чуть раньше – гениальная аллитерация: «С зарания в Пяток ПотоПташа Поганые Полки Половецкие». Звукопись изумительно передает конский топот!

– Ну, этот-то пример затоптанный…

– А почему вы, Владимир Иванович, сохранили единственное своем роде слово подлинника «хороброе» только в этой блокадной книжке! Зачем вы придали ему краткую форму в других изданиях?

– Не придавал. Это, наверно, корректора, и я даже не заметил… Восстановлю…

Снова и снова листаю буро-красную книжечку, вышедшую в Ленинграде в самый тяжкий час его истории. Глаз выхватывает строки:

Земля гудит, реки мутно текут,

Пыль поля покрывает…

А дальше лучше все же в подлиннике:

«Стязи глаголютъ: половци идутъ отъ Дона, и отъ моря, и отъ всехъ странъ русскыя плъкы оступиша».

Отъ всехъ странъ… В переводе на современный язык – «со всех сторон».

Подправлять прошлое в угоду кому или чему бы то ни было – дело не только безнадежное, но и рискованное; попытка, например, изобразить отношения русских и половцев в виде чуть ли не альянса, как это сделал один молодой --">