Юрий Васильевич Сальников - Убеждение

на прилавках перед торговками в синих халатах, в островерхих головных уборах.

В гимназию ученики являлись два раза в день — утром и после обеда, а после занятий рассеивались по городу. В классах от них требовалась дисциплина, нередко подкрепляемая палями, — что означало удар линейкой по пальцам, за стенами же школы каждый был предоставлен сам себе. Только изредка инспектор Герасим Иванович навещал старшеклассников на их квартирах, пытаясь изловить слишком уж развеселившихся гуляк. Но хозяева обычно оберегали от глаз гимназического начальства выгодных постояльцев, поэтому чаще всего нашествия инспектора кончались ничем.

Костя после уроков неизменно рвался домой. Никакая дурная погода — дождь, слякоть, ветер — не могла его удержать в городе, где при желании он всегда сыскал бы 16 себе пристанище на ночь. Но нет! Не ночевать дома даже одной ночи было для него сильнейшим мучением. Один раз за невыученный урок его оставил в гимназии учитель. Костя воспринял это наказание как страшное несчастье. Он умолял учителя отпустить его, даже плакал. Учитель не смилостивился. И вот разошлись ученики, опустела школа, остались в ней лишь инвалид — сторож Парамон да этот учитель — «варвар», обитавший одиноко при гимназии в тесной комнатушке. Костю поместили в комнате рядом, и весь вечер до него доносились звуки флейты — играл учитель, а ему подвывал пудель; учитель звонко хохотал после каждой собачьей рулады. Костя затыкал уши, чтобы не слышать через стенку этой неистовой музыки, закатистого смеха, собачьего лая. Он не мог уснуть ни на минуту и утром не выдержал, убежал — убежал только затем, чтобы дойти до дому и тут же снова воротиться в гимназию.

Друг, в конце концов, нашелся… Им стал Миша Чалый, тот некрасивый, отмеченный оспинами ученик, который при первой встрече Кости с классными товарищами назвал инспектора Герасима Ивановича добрым человеком. Костя ловил сочувственные взгляды Чалого, да и сам с любопытством присматривался к нему. Шестнадцатилетний Михаил — из числа великовозрастных старожилов класса — отличался от своих ровесников серьезным отношением к учебе. Однажды после уроков он подождал Костю у выхода из гимназии и сказал:

— Пойдем вместе? — Оказалось, что он жил под Замковой горой, на полдороге до Костиного хуторка.

Они пошли вместе. Была поздняя осень, но стояли солнечные, ясные дни. С низовья, с заречных просторов тянуло влажной свежестью; оголенные, осыпавшие листья деревья глухо стучали почерневшими ветками, мир природы был лишен своей нарядной красоты, но сохранял необъяснимую прелесть пронзительно-чистых далей, умытых недавно пролившимися обильными дождями.

— Хорошо, правда? — спросил Чалый, вдыхая всей грудью прозрачный воздух, и начал увлеченно рассказывать, как любит он бродить шт окрестностям Новгород-Северского, сидеть на берегу Десны или на Замковой горе.

Не сговариваясь, они сразу направились на Замок и сели на бугре у провалов, бросая камешки в бездонные трещины. В городе бытовала легенда, будто в глубине этих пещер спрятаны несметные сокровища, но охраняет их стоглавый змей. Не веря в сказку про змея, они посмеялись, однако спуститься вниз не решились — по тем же слухам, немало смельчаков, охотников до богатых кладов, оставили там свои жизни. Предания, прошлое родного края волновали Мишу Чалого, как и Костю Ушинского. И вообще, поговорив о гимназии, о товарищах, об учителях, они обнаружили много общего. Только совсем непохожей на Костину была домашняя жизнь Чалого.

Его воспитанием в семье никто и никогда не занимался. Отец — мелкий лавочник — пристрастился к спиртному и все до гроша пропивал, мать, выбиваясь из сил, не ведала, как прокормить, кроме сына, еще двух маленьких дочерей.

Светила ему в этом темном царстве домашнего неуюта лишь одна путеводная звезда: дедусь Алексей Иванович. Миша помнил его стареньким, немощным, почти ста лет от роду, неподвижно сидящим на своей лежанке. Потомок гайдамака Саввы Чалого, когда-то величественный, высокий, с широкой бородой, смотрел он из-под густых бровей кротко и беспомощно. Но до конца дней был в доме главою семьи — живым укором всякому безобразию.

Умер дедусь год назад, и для Миши тогда чуть не оборвался интерес к верной жизни. Забросил он учебу, шлялся по монастырской слободке в сообществе двух двоюродных братцев-искусителей, которые уже давно оставили гимназию. Да опомнился, вернулся в --">