Василий Николаевич Осокин - Российскою землей рождённый

Василий Осокин
ЛОМОНОСОВ * РОССИЙСКОЮ ЗЕМЛЕЙ РОЖДЕННЫЙ
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

*

Выпуск 24

М., Молодая гвардия, 1971

О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,

О мужественных людях — революционерах,

Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.

О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.

Кто с детства был настойчивым в стремленьях

И беззаветно к цели шел своей.

«Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».

Пушкин

ГЛАВА ПЕРВАЯ
У моря Студеного

Что зыблет ясный ночью луч?

Что тонкий пламень в твердь разит?

Как молния без грозных туч

Стремится от земли в зенит?

— И еще одно диво-предивное водится, Михайло, в море-окияне. То не морж, не кот морской, и нет у него имени. Ох-ох-ох! Голова петушья, тело змеиное, хвост рыбий, самоцветами переливается. Кто повстречает его — не доплывет до берега.

Мальчонка лет шести, с румянцем во век, щеку, слушает старуху, раскрыв рот. Они чинно сидят на широкой скамейке у дома. Но вот в глазах мальчика — недоумение.

— А кто сказал про петушью морду… раз до берега не доплыл?

Старуха растерянно замолкла. В самом деле… Вот ведь смышленым! И в кого такой: мать — тихая, отец — тоже молчок. В отцова дядю, должно, в двинского земского старосту Луку Ломоносова; тот, говорят, проныр.

Она треплет малыша по тугой, как слива, щеке. Что может она ему ответить? Вот муж нашел бы что сказать. Да он, поди уж, лет двадцать, как не вернулся со Студеного моря.

Мальчик отходит недовольный, упрямо насупившись. Какая еще там петушья морда? Встретиться бы! Уж он покажет ей — гарпуном в самый гребень попадет! И до самого Куроострова ее дотянет! То-то Пронька Леонтьев от зависти лопнет!

— Михайло! Ко трапезе! — строго зовет отец, приоткрыв дверь. — Опоздаешь — без обеда останешься.

Мальчик нехотя поднимается на крыльцо. В сенях на стене рукомойник. Вода обжигает, зато руки ух как хорошо вытереть потом холщовым полотенцем!

В просторной горнице вокруг длинного стола все сидят молча. С одного конца — сам хозяин Василий Дорофеевич. Лицо, как из меди, покрыто вечным загаром. В бороде редкие нити седины. Справа брательники — товарищи по промыслу. На скамье у окна — мать, Елена Ивановна. У нее тяжелая золотистая коса, искусно упрятанная в повойник^[1]. Михайло в нее: круглолик, кареглаз, кровь с молоком.

Отец широко крестит стоящую посредине стола большую, расписанную цветами деревянную мису с дымящейся ухой. Мать разливает по тарелям. Василий Дорофеевич поднимает ложку, пробует — можно начинать остальным.

Других кушаний на столе нет. Зато ухи и хлеба ешь вволю. Всяк бери соль из солоницы, такой же узорной, как и миса.

Кусков хлебных недоеденных не оставлять! Отец Михайле ничего не скажет, а его же ложкой огреет по лбу. Подрастешь, узнаешь, каков крестьянский труд!

Пообедав, все расходятся кто куда. Отец с рыбаками-брательниками на повети^[2], чинить, готовить снасти; мать, убрав посуду, достает из окованного сундучка шитье и подсаживается поближе к лиловатому слюдяному оконцу, струящему лучики света.

Михайло просится погулять.

— Ну что ж, поди, пока светло и тепло, — ласково говорит мать.

Он выходит на крыльцо. Мягкий ветер --">