Антон Петрович Белевич - У батьки Миная

человек, тихий такой крестьянин. Беседую с ним, присматриваюсь, и первое впечатление мало-помалу стирается, тает. Стоило нам заговорить о горькой доле народа в оккупации, о кровавых преступлениях фашистов, как в добрых глазах Миная полыхнули молнии гнева. Молча набил табаком трубку, щелкнул зажигалкой, закурил; в трубке затрещало, потянулись облачка дыма. А он, седовласый, мрачной тучей стоял в своей черной кожанке: коренастый, широкоплечий, могучий. Нет, не тихий, не кроткий человек был передо мной. И вскоре я в этом убедился.

Минай Филиппович долго расспрашивал меня о жизни в Москве, интересовался, где Янка Купала, Якуб Колас, как они живут, что пишут…

И мне оставалось только удивляться: здесь, во вражеском тылу, человек говорит и чувствует себя совсем как дома. А впрочем, он и был дома. Только что на берегу тихой речки Усвячи видел я закопченное, полуразрушенное кирпичное строение. Еще совсем недавно это была картонная фабрика. Здесь делали картон для книжных переплетов и обувной промышленности. Директором этой фабрики был Минай Филиппович Шмырев — бывший конюх бывшего помещика Родзянки.

Рассказал батька Минай про своего хозяина, на которого гнул спину до самой солдатчины, до империалистической войны Я подумал было: зачем он рассказывает? А потом понял. Больше всего его беспокоило, что с приходом фашистов могут вернуться на нашу землю те проклятые давнишние порядки, когда хозяйничал здесь Родзянко. Жестокого нрава был пан. И в самой Пудоти, и повсюду окрест называли его «волчьим батькой». И не зря так называли. Был он вроде вожака волчьей стаи. Принадлежавшее ему глухое лесное урочище Родзянко сделал чем-то вроде заказника: крестьянам запрещалось не только собирать здесь грибы-ягоды, но даже появляться. Зато вольготно жилось в лесу медведям, волкам, диким кабанам. Ну и развелось же их! Разоряли медведи ульи на пасеках, резали волки лошадей, коров, овец у крестьян, стада кабанов уничтожали картофельные и свекловичные поля.

Придет, бывало, крестьянин-бедняк к Родзянке, снимет шапку, жалуется:

— Горе у меня, милостивый пан: ваши волки мою корову зарезали.

— Неужто?! — издевательски удивляется «волчий батька». — А разве у тебя была корова? Что ж, продай лапти — купи другую.

Не мог спокойно видеть панский конюх Минай, как, сгорбившись, уходил бедолага из имения. А на смену ему — бородатый пасечник, кланяется в ноги Родзянке:

— Смилуйся, ясновельможный пан. Все мои ульи ваши медведи распотрошили, а то и утащили куда-то.

— А ты уверен, что это мои медведи? Ты у них паспорта проверял? — хохочет Родзянко. — У моих паспорта есть, они в моем лесу прописаны…

Затем батька Минай заговорил о двуногом зверье, что топчет, ранит нашу землю, уничтожает советских людей.

— Ну, у этих-то прописка временная. До поры, как говорится, жбан воду носит…

Тем временем в штаб-квартиру вошли два фронтовых разведчика 4-й ударной армии, 4-я ударная и 1-я Белорусская партизанские бригады сообща удерживали ворота. Через эти ворота минаевцы переправляли фронту коров, лошадей, свиней, овец, везли сено, картошку, зерно. Все это партизаны брали у оккупантов в боях, не давая вывозить в Германию.

Получив у штабников нужные сведения, разведчики ушли. Штаб-квартира стала наполняться командирами, комиссарами, начальниками штабов партизанских отрядов. Предстояло обсудить план нападения на один из вражеских гарнизонов.

А я пошел в отведенную мне хату и при свете коптилки стал писать свой первый отчет в газету. Название пришло само: «У батьки Миная».

У Миная-батьки много леса,

И поля, луга — его отчина.

Хата небом крыта. С неба месяц

Серебро дрожащее раскинул.

А сынов, а дочек у Миная,

Почитай, как звезд погожей ночью, —

Враг от страха так и замирает,

Дрожь так и колотит свору волчью.

Вот Минай свою скликает силу —

Умолкает, слушает дубрава.

— Не дадим в обиду край наш милый!

Защитим и честь его, и славу!

— Не дадим! — взметнулись руки дружно,

— Защитим! — разносит эхо гулко.

— Только крепко помнить, хлопцы, нужно:

В тяжкий бой идем, не на прогулку.

Ранен враг, но он еще не сломлен,

Так что цельтесь прямо в сердце кату…

— Слышим, батька! Наше тебе слово:

Не уйти бандитам от расплаты!

Ночь… Туман… Далекий взрыв гранаты…

«Свадьба»

--">