Юрий Александрович Долгушин - У истоков новой биологии

что во всем этом сообщении брата меня больше всего поразила возможность оказывать воздействие на растение заранее, когда, собственно, еще и растения-то никакого нет — зерно!

Многое в этом открытии тогда было нам неясно. Однако через некоторое время сам Лысенко, проездом в Ленинград на съезд генетиков, где он должен был сделать сообщение о своей работе, задержался в Москве и несколько дней провел у нас в Салтыковке. Тут-то мы и узнали все подробности об этом первом ударе молодого ученого-революционера по господствовавшим устоям биологической науки.

***

Не нужно думать, что четверть века назад 25-летний селекционер Трофим Денисович Лысенко вступил на путь науки с твердым намерением совершить в ней тот переворот, свидетелем которого мы были несколько месяцев назад. Ничего подобного в мыслях у него не было. Но среди многих черт его натуры, резко отличавших его среди общей массы научных работников, были две, на мой взгляд, основные, определившие весь его дальнейший творческий путь. Прежде всего, это способность видеть мир таким, каков он есть.

Немногие обладают этой способностью. А для человека посвятившего себя науке, она — клад. Это значит: ты усвоил все, чему учился в школах, в учебниках и книгах, но все это не стоит пеленой перед твоим взглядом на мир, не окрашивает этот мир в цвета приобретенных истин и канонов. Ты знаешь то, что ты учил, но видишь то, что есть.

Для такого человека в его деятельности всегда открыт свободный и беспредельный творческий путь, путь познания мира, его законов.

Для Лысенко, который только что без колебаний вступил на путь сознания, это не было простое недоверие к науке, — тогда для этого еще не существовало достаточных оснований. Но это была свобода от «научных» пут, трезвая самостоятельность ума, вооруженного знаниями и жадного к познанию.

И еще важная черта. Он вырос в простой крестьянской семье хлеборобов — у самых истоков труда, непосредственно превращающегося во «благо жизни» — в хлеб. Поэтому он хорошо знал настоящую цену и этого труда и того знания, которое делает его производительным и потому радостным. Тут он впервые почувствовал неприязнь ко всякой схоластике, то есть науке, бесполезной для практики, оторванной от нее, и понял, что только в процессе труда, направленного на нужное человеку дело, открывается истина, добывается то настоящее, ценное знание, которое обогащает человека и оплодотворяет его труд.

Совсем недавно я услышал от него несколько фраз об этом.

— Может ли быть в науке, — сказал он, — такое положение: теория сделала какое-то достижение, шаг вперед, а практика от этого никакого облегчения не получает? Я с детства не понимал, как это может быть, и всегда терпеть не мог, когда мне пытались доказывать, что такие бесплодные, бесполезные для практики теоретические «достижения» чего-нибудь стоят.

Способность видеть мир таким, каков он есть, знания и в то же время полная свобода от научных канонов, — иначе говоря, непредубежденность в отношении к природе, ясное представление о практическом назначении научной работы, — вот с каким острым оружием Лысенко пришел в науку. К этому надо прибавить исключительную целеустремленность и охотничью, нетерпеливую страстность в работе. Недаром основным объектом своей деятельности он избрал однолетние полевые растения — самые важные для жизни человека и самые быстрые в своем развитии, т.е. наиболее удобные для исследования.

Лысенко приехал в Ганджу осенью. Кругом стояли голые поля, прорезанные оросительными арыками. Хлопок — основная культура края, для работы над которой создали эту селекционную станцию, — был уже убран.

Молодой агроном уже обладал некоторым опытом селекционной работы: на Белоцерковской станции на Украине он самостоятельно вывел новый ранний сорт помидоров. А здесь ему поручили работу с бобовыми. Задача была такая. Необходимо ввести в культуру бобовые растения. Хлопковые поля нуждаются в удобрении, бобовые же снабжают почву азотом и дают зеленую массу, которую можно запахивать, как удобрение. Кроме того, нужен корм для скота.

Обычные южные культуры бобовых — маш, вигна, нут и другие — могли нормально развиваться только летом, в самый зной, т.е. одновременно с хлопком. А воды в арыках всегда не хватало. Хлопок выпивал ее всю и требовал еще. Нельзя было отнимать воду от

--">