Полина О. Санаева - Черная водолазка

вазочке – пенки,

на столе капустка

собственного закваса.

Но в доме, мамаша,

надо ж держать и другие закуски…

Когда же собраться

и научиться

хоть макароны

варить правильно,

ходить

не в магазин на углу,

а на рынок,

знать, что на прошлой неделе

помидоры стоили меньше

на три рубля,

шампиньоны, наоборот,

подешевели (надо брать),

а мясо – в той же цене…

Перебирать его на прилавке,

переворачивать,

мгновенно проницать

все подлые замыслы

продавца, —

«Представляешь, он хотел мне подсунуть…»

Иногда прям так хочется

что-то там жарить и парить,

украсить салат,

перелить борщ

в фарфоровый супник

с кучерявыми ручками,

и крикнуть в сторону гостиной:

«Обед готов!

Идите ужинать…»

А еще ужасно хочется пойти в официантки,

купить накладные ресницы

и полное

собрание сочинений

Дарьи Донцовой.

Научиться ходить на каблуках,

флиртовать с посетителями,

чтоб они больше

оставляли на чай.

Говорить: «А вот попробуйте еще «карпаччо»,

уж очень оно у нас замечательное».

Ходить в кино,

копить на машину.

Бросить бармена,

закрутить с поваром-итальянцем,

висеть на доске почета

как работник, раскрутивший

максимальное число лохов

на дорогое французское вино,

которое они сроду не отличат

от крымского.

Пить сколько хочешь горячего шоколада

из кофе-машины

и уже разлюбить греческий салат.

А что мы имеем на деле?

Пока только

черную водолазку.

Осеннее обострение

Романтика и трусы́

Хорошенько за полночь стояла в очереди в туалет в модном баре. И там две молодые девчонки в белоснежных кроссовках препирались у зеркала:

– Ну, посидим еще-о-о-о…

– Да мы и так тут все свободное время проводим!

И чувствовалось, что свободного времени у них много. А там бутерброд 500 р.

Потом ехала в метро на последнем поезде в час пятнадцать, рядом сидела пара, только с работы, целовались непрерывно, аж раздражали – молодой человек азиатской наружности и русская девочка, такая вся нежная, с ямочками на коленках. И она ему говорит:

– Завтра получим деньги и поедем, купим свитера – тебе и мне. А то холодно становится. В две тыщщи спокойно уложимся.

– У меня есть свитер.

– Да ладно, новый купим!

Такое у них событие наметилось. Он ей благодарно улыбнулся, и они продолжили целоваться. Уже не бесили.

И я вспомнила удивительную историю, как двое умных, образованных, читающих стихи людей – мужчина и женщина – немножко знали друг друга, а потом разъехались по разным городам и стали переписываться. И тут выяснилось, что они любят одних и тех же поэтов, и помнят из них одни и те же строчки, и вообще во всем совпадают, и родились хоть и в очень разных семьях, но как бы сразу родственниками. Решили пожениться. И вот он приезжает к ней в сентябре. И они гуляют-гуляют за ручку по аллеям, осязают друг друга, принюхиваются, первые робкие поцелуи, и все прекрасно. И тут он ей говорит:

– Надо на рынок съездить, куртку мне теплую купить.

И на этом все заканчивается. И романтика, и отношения в целом. Она понимает, что это не ее мужчина: ни его куртку, ни его носки и тем более трусы она видеть не хочет никогда. Стихи стихами, а куртка – это уже быт, и к быту с ним она оказалась не готова.

И тут я еще вспомнила, как позвонила мужчине своей жизни, который каждый день приезжал с коньяком, шампанским и клубникой:

– Зайди, говорю, в магазин, купи курицу на бульон.

И он больше вообще не приехал.

А еще подруга рассказывала точно из той же песни:

– Дальнего родственника за сорок познакомили с милой женщиной. Пошли они на свидание, возвращаются, и милая женщина говорит категорическое «нет». Спрашиваем: почему? Что случилось? Понимаешь, объясняет она, все так хорошо было, мы беседовали о кино. О книгах. А потом он купил себе трусы. Кинулись к родственнику: зачем трусы? Почему трусы? Что тебе так приспичило трусы покупать? А он говорит: «ну вот попались мне именно такие трусы, --">