Юлия Владимировна Друнина , Николай Константинович Старшинов - Планета «Юлия Друнина», или История одного самоубийства

Николай Старшинов Планета «Юлия Друнина» или История одного самоубийства

Не хочу идеализировать ее,

делать из нее икону, не хочу

ни обелять, ни очернять —

хочу рассказать о том, какой

она была.

Н. Старшинов

Все было учтено, все было благородно, красиво и романтично…

Как романтик, она нередко писала о Космосе, о необъятной Вселенной:

В каком-нибудь неведомом году

Случится это чудо непременно:

На Землю нашу, милую Звезду,

Слетятся гости изо всей Вселенной…

Или:

Звездный путь!.. И он сегодня начат.

Здравствуй, сказка детства! Я горда

Тем, что мне приходится землячкой

Только что рожденная звезда!

А землячкой ей стала не звезда, а планета. Другая планета. Крымские астрономы Николай и Людмила Черных открыли новую малую планету, получившую порядковый номер 3804, и назвали ее именем Юли. Это не только естественно вписывается в ее жизнь, но и говорит о том уважении и любви, которые живут в сердцах ее читателей и почитателей…

От издательства

Этой небольшой книжкой издательство «Звонница-МГ» обращает читателя к лику поэзии, а поэзию — к ее читателям.

Юлия Друнина — герой и один из авторов этой книги — однажды сказала: «Не может быть поэта без судьбы». И тем самым подсказала нам, какие книги нужно издавать, какие книги встретят отзвук в сердцах читателей.

Как сказал в предисловии к двухтомнику Ю. Друниной (Избранное — М., Худож. лит., 1989) Марк Соболь: «Не зная времени и среды, которые сформировали поэта, читателю затруднительно в полной мере проникнуть в его творчество». И эта мысль по-своему отражена в конструкции книги: сначала — рассказ о поэте и его судьбе, затем — стихи.

Н. Старшинов Планета «Юлия Друнина»

Мы встретились в конце 1944 года в Литературном институте имени А. М. Горького.

После лекций я пошел ее провожать. Она, только что демобилизованный батальонный санинструктор, ходила в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастерке и шинели. Ничего другого у нее не было. И, хотя позже, в 1948 году, писала:

Возвратившись с фронта в сорок пятом,

Я стеснялась стоптанных сапог

И своей шинели перемятой,

Пропыленной пылью всех дорог, —

мне казалось, что это ее нисколько не смущало — она привыкла к такой одежде настолько, что не придавала ей никакого значения…

По дороге мы взахлеб читали друг другу стихи — тогда в Литинституте это было принято, считалось нормальным, хотя многие прохожие посматривали на нас с любопытством, а то и с удивлением. А поскольку большинство стихов было посвящено войне, мы заговорили и о фронте…

Потом вдруг случайно перенеслись в довоенное время. И обнаружилось, что в конце тридцатых годов мы оба ходили в литературную студию при Доме художественного воспитания детей, которая помещалась в здании Театра юного зрителя. Вспомнили руководителей студии — поэта-переводчика Бориса Иринина, прозаика Исая Рахтанова, своих товарищей-студийцев, вспомнили, как нередко пропускали занятия, чтобы посмотреть какой-нибудь спектакль. А «Тома Кэнти» смотрели даже вместе…

Это было в конце тридцатых годов.

Теперь нам было по двадцать лет. Она была измучена войной — полуголодным существованием, была бледна, худа и очень красива. Я тоже был достаточно заморенным. Но настроение у нас было высоким — предпобедным…

Через несколько дней мы сбежали с лекций, и я снова провожал ее. Мы зашли к ней домой. Она побежала на кухню и вскоре принесла мне тарелку супа. Извинилась, что нет хлеба. Я спросил:

— А себе?

— Я свою долю съела на кухне. И больше не хочу…

Суп был сильно пересолен, имел какой-то необычный темно-серый цвет. На дне тарелки плавали мелкие кусочки картошки. Я проглотил его с большим удовольствием, поскольку был голоден…

Только через пятнадцать лет, когда мы развелись и пошли после суда в ресторан — обмыть эту процедуру, она призналась:

— А ты помнишь, как я тебя угощала супом?

— Конечно, помню!

— А знаешь, что это было?..

Оказалось, что это был вовсе не суп, а вода, в --">