Семен Кондратьевич Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1

из-далека было видно, как на ладони. Особенно с западной стороны, то есть со стороны степи. На северной и восточной стороне и, частично, южной располагались пахотные земли, в ширину до трех километров, и подходили почти до самого хутора. Посевы были самые разные: пшеница, ячмень, просо, кукуруза, подсолнечник и другие культуры.

Сам хутор был, почему я пишу был, да потому что его давно нет. Такие посёлки, как наш хутор, были уничтожены по всей России из-за недальновидной политики Хрущева, в пятидесятых годах прошлого века, по постановлению правительства об объединении колхозов. Это было губительно для всех малых хуторов, сел и деревень, да, наверно, и аулов, и аилов. Они просто уничтожались, я другого слова не могу подобрать, так уничтожили и мою малую Родину и малые Родины других людей. Повторяю, уничтожались. А делалось это так. Сначала убирали финансирование, так как это был уже не колхоз, а бригада, а бригаде деньги не положены, потом отзывали интеллигенцию — агронома, зоотехника, часть учителей, так как школа стала не семилетка, а четырехлетка. Это особенно ударяло по родителям, так как детей надо было учить, а негде. Люди начинали постепенно съезжать с насиженных мест. Когда количество жителей хутора ощутимо уменьшалось, закрывали школу и магазин, и тогда все разъезжались в разные стороны. Так было по всей стране. Это была трагедия для жителей таких селений, особенно для стариков. Я это знаю не понаслышке и об этом еще напишу.

Но вернемся к нашей теме. Хутор был довольно большой, около ста двадцати хат и пятиста человек жителей. Дома у нас называли на украинский манер «хатами-мазанками». Потому что хаты строили из самана, а затем обмазывали глиной перемешанной с соломой. Крыши были в основном черепичные. Как осколок прошлого, две хаты были покрыты соломой. Они были на другой улице. У нас в хуторе было две улицы протяженностью около километра. Улица, где мы жили, называлась «Главной». Другая улица была поменьше и поэтому она называлась просто «Другой улицей». Улицам давали названия просто, без всяких изысков и придумок. В общем, в хуторе фактически жили русские люди, но говорили они на непонятном языке для русского человека. Взять, например, такие слова: велосипед — лисапет, карамель монпасье — лампасей, доливка, то есть глиняный пол, призьба — заваленка, горище — чердак, паляныця — булка, стеля — потолок, шо — что, балакать — говорить, ну и тому подобное. Я к чему вам об этом пишу, да потому что в дальнейшем будут попадаться такие неизвестные для вас слова. Кое-какие я буду переводить и помечать в скобках, а на остальные в конце книги сделаю справочник, где вы можете узнать значение того или иного слова. Я бы очень хотел, чтобы написанное мною было вам понятно и не требовало дополнительных усилий для расшифровки. Ну что условности соблюдены? Теперь пойдём дальше.

На нашей улице росли три высокие вербы, они находились у ограды Беленковых, это немного наискось от нашего двора. Деревья были большие, и они украшали нашу улицу. Мальчишками мы постоянно соревновались, кто выше залезет. Были и неприятности, кто-то падал, и я не исключение. А вот рядом с вербами рос широколистный тополь с белыми листьями, и поэтому его называли Белолистка, он находился у хаты Паки. Это дерево было очень высокое, что лазить на него мы не решались. Этот тополь был тем и знаменит, что деревьев, выше него у нас на хуторе не было. И когда наш хутор уничтожали, были уничтожены и все деревья. По рассказу Алексея Ивановича Лаврова, варвары никак не могли справиться с тополем. Тогда они экскаватором пень от дерева выдрали с корнем. Но тополь оказался настолько живуч, что через некоторое время ожил, и у него появились новые побеги и начали уверенно развиваться. Характерная черта нашего хутора — ямы, которые были накопаны по всей длине улицы, на которой мы жили. Одни довольно большие и глубокие, но были и небольшие. Только одна была, по нашим меркам, очень глубокая. Глубина её была, наверное, метра три или четыре, а может и больше, точно её никто не мерил. Она находилась напротив хаты Рукавицыных с одной стороны и Гаркушиных с другой. Когда она заполнялась водой, то мы в ней боялись купаться, а только ходили вокруг неё и смотрели. А взрослые парни прыгали в неё и купались. Я сидел на берегу и думал: «Вот я вырасту и буду таким же большим как Мыкола Стаценко, и тоже буду с разгона прыгать в эту глубину». Главное то, что хоть посреди улицы были накопаны --">