Стефан Цвейг - Взгляд в зеркало моей жизни

Стефан Цвейг Взгляд в зеркало моей жизни^[1]

Мы все — те люди, которым к началу [первой] мировой войны было около тридцати лет, — до конца наших дней будем испытывать некое необъяснимое, странное ощущение раздвоенности. Война настигла нас в решающей период нашей жизни, в годы перелома, перехода к зрелости, и с тех пор все мы различаем два строго отличных друг от друга периода нашей жизни: период довоенный, «то, что было до этого», и период послевоенный, «то, что было после этого».

Моё «до этого» было как-то особенно легко и беззаботно, и тем тяжелее было мне переживать переход к новому.

Юность моя протекала в атмосфере совершённой беззаботности и легкости, о которых теперь просто даже стыдно вспоминать, настолько все это кажется нереальным. Родившись в зажиточной буржуазной семье в Вене в 1881. году, я с нетерпением учился в средней школе, с радостью — в университете. В эти годы: я начал писать стихи, выпустил одну, а за ней и вторую книжки. Однако теперь я с трудом могу вспомнить, каким образом эти две книги возникли; поэтическое вдохновение, навеянное теми музыкальными ветрами, которые проносились над тогдашней Веной, было для меня неожиданным даром. Густав Малер^[2], Бузони^[3], Гофмансталь^[4] и Рильке^[5] способствовали его пробуждению. Моё личное честолюбие не было направлено в сторону литературы; со всей силой юношеского темперамента оно устремлялось на окружавшую меня многоликую жизнь. Какое-то таинственное любопытство в течении многих лет манило меня к странствиям; все новые и новые границы, как географические, так и духовные, переходил я в те годы, углубляясь в экзотику, грозившую различными опасностями. Где я только не перебывал в те далекие годы! В Париже, в Лондоне, во Флоренции, в Берлине и в Риме я жил в среде своих однокашников. Я ездил в Испанию, Шотландию, Индию, несколько раз пересекал границы Китая, путешествовал по Африке, Северной Америке, Канаде, был на Кубе, проезжал по Панамскому каналу. Все это я делал отнюдь не из литературных побуждений и не из желания писать книги. Это равнодушие к собственному творчеству дало возможность отдаться изучению произведений других, авторов. Несколько лет отдал я поэзия Верхарна^[6], переводам, изучению и ознакомлению немецких читателей с произведениями новейшей европейской литературы, принося в жертву собственное творчество, которым я совершенно пренебрегал тогда. Теперь, когда я вспоминаю тот период моей жизни, годы странствований в путешествий кажутся мне не лишенными смысла. По-видимому, организм нашей культуры находит биологическое применение даже и для подобного рода беззаботных путешественников: они являются духовными послами наций, и годы странствий заменяют им годы учения.

Потом началась война. Страшно подействовала на меня эта беспримерная катастрофа. Все мое сущее до основания было потрясено этим событием, и у меня было чувство, что я упал в пропасть. Лучшие люди, которым я безгранично доверил, внезапно стали колебаться, в своих убеждениях, стали от них отходить, а немногие друзья, которые не изменили себе, вроде Ромен Роллана и еще некоторых других, оказались отрезанными от меня фронтом. Впервые за всю мою жизнь я заглянул себе глубоко в душу. Драматическая поэма «Иеремия», написанная в 1918 году, была моим протестом против кровавых событий; она была первым трагическим протестом против неизбежного. Вместе с тем это — единственная из моих книг, к которой, отнеслись с некоторой несправедливостью, которой не повезло. Из-за цензуры, свирепствовавшей во время войны, эта драма нигде, за исключенном нейтрального Цюриха, не могла быть напечатана. и не могли прозвучать ее предостерегающие слова; после крушения сама действительность более яркими красками продемонстрировала все то, у чем говорилось в «Иеремии». Так же осталось книгой то, что должно было быть предостерегающим воплем. Зато если не своим современникам, то хоть самому себе помог я этой поэмой. Впервые громко зазвучали все струны моего существа; слабые звуки случайных мотивов окрепли, вылились в страстную мелодию.

Когда война закончилась или когда показалось, что она закончилась (ведь все еще есть искры под пеплом тлеющих угольев!), надо было осмотреться, привести в порядок свои внутренние переживания. Мой мир был разрушен, надо было строить новый. А для этого требовалась самопроверка, подведение жизненного баланса. Что было --">