Любомир Левчев - Ты следующий

Любомир Левчев Ты следующий

Глава 1 Большой взрыв

Отправился Намтар беседовать с богами. Позвали его боги поговорить о смерти: «Узнай ты Бога, что не встал перед тобою, и отведи его к своей госпоже».

Из вавилонского эпоса

Но я уже был не в силах его узнать… Существовал ли вообще такой Бог, такой разговор, такой проход?..

Я шел по коридорам власти. Мне хотелось выйти, но все двери куда-то пропали. И откуда здесь так много людей? Как в кино. Вот только выбраться невозможно. Теснота давила снаружи, напирала изнутри. И мы снова спускались в галереи карбонариев. И возвращались в катакомбы первых христиан. А оттуда, через пещеры Орфея, попадали в мир иной…

Вдруг я заметил, что мы не отбрасываем тени, а сами преломляем пустоту. Наши иллюзии, наши галлюцинации от усталости, наши нежные миражи уже не отражались в лужах ловкой теории отражения.

Стаи крыс обгоняли нас и исчезали во мраке Светлого Будущего. А Он говорил: «Я не позволю им сбежать с корабля». С какого корабля? Сбежать куда?

Слова и понятия судорожно искали новый смысл, новое направление.

Огоньки старых шахтерских ламп потрескивали, и это означало, что в подземелье скапливается взрывоопасный газ.

Тогда кроты истории воскликнули: «Господи, история закончилась!»

Мы остановились у входа в вертикальную шахту. Большой ржавый лифт зиял как… ловушка. И до чего же естественно группа действующих лиц заполнила собой подъемник этого абсурда.

«Не иначе как их обучали по системе Станиславского», — подумал я.

Дверь заскрежетала. Проволочная клетка затряслась и стала подниматься.

«Заслуженный отдых» — бытовало раньше такое бессмертное выражение. «Социализм! Больше социализма!» — гулким эхом доносилось из некоего пустого, как суфлерская будка, пространства. «К новому Девятому сентября!» — кричал опасный оратор.

Боже мой, я же их давно знаю, эти героические голоса, которые опьяняются молодыми, незабродившими фразами! А лица? Они тоже были мне знакомы и незнакомы одновременно. Эти люди менялись у меня на глазах. Меняли цвет. Порастали шерстью, обзаводились рогами и когтями. Среди них был даже тот, кто уходил в отпуск перед любыми переменами, включая смену времен года, чтобы его, не дай бог, не призвали в свидетели. И это трусливое создание, обуянное восторгом стервятника, сейчас дерзко пыталось перекричать другие голоса.

А над темной метаморфозой трепетало прозрачное стратосферное сияние душ, и я различил в нем образ моего сына, пронизанный отлучающими лучами. Что происходило? Что менялось?

Вместо ответа один из тех, кто поднимался в лифте, достал сигарету и коробок спичек. Спокойно чиркнул спичкой и бросил ее к нам, вниз.

Произошел Большой взрыв.

Отец его есть Солнце, мать его есть Луна. Ветер его в своем чреве носил. Кормилица его есть Земля^[1].

Ужасный отблеск обжег мне глаза. Треск вышвырнул за пределы сознания. Стены системы — кремлевские, берлинские и любые другие — рухнули.

Я больше ничего не чувствовал. Меня не волновало, где я.

Ну вот, подумалось мне, я уже мертв. Меня нет. Но почему тогда я думаю? А потом, я совсем не знаю, как полагается себя вести мертвецам. Мне вспомнились рассказы о том, что будто в момент смерти у человека перед глазами проносится, «как кинолента», вся его жизнь. Глупая метафора! А до появления кинематографа? Как тогда свивались и развивались ленты и ленточки судьбы? Подобно змею возле того самого дерева в раю?..

Давай же, старый недотрога! Не заставляй меня вытягивать из тебя слова, а лучше скорее вспомни хоть что-нибудь, чтобы окунуться в забвение…

И поговорить с богами.

Глава 2 Ты следующий

Tu montreras ma tête au peuple: elle en vaut bien la peine!

Danton^[2]

Из-под развалин реального мира меня вытащил Сумасшедший Учитель Истории. Как будто выковырнул из твердой «родной почвы» какую-то уже ненужную монету или свинцовую печать забытого царя.

Сумасшедший! Вы разве его не помните? Не «Сумасшедшего» Петефи, а тихого пенсионера, бывшего учителя гимназии, одинокого, несчастного, призрачного, никогда и нигде, помимо моих книг, не существовавшего, — Реальность непознаваемого, Вымысел, без которого я не могу сказать правду…

Сумасшедший просто-напросто держит в руках жанр этой книги.

•

В середине 80-х со --">