Леонид Петрович Механиков - Полёт: воспоминания

Леонид Механиков.  Полёт (воспоминания)

Предисловие

Как-то в одном из писем, пришедшем мне по компьютерной сети ФИДО, не помню уж, кто, попросил меня рассказать что-то по вопросу, касающемуся авиации. Я ответил. Последовал второй вопрос, третий…

Письма я не храню, те вопросы и ответы пропали, поэтому сейчас мне трудно восстановить, что и как начиналось; вдруг я почувствовал интерес читателя к моим письмам: пришли просьбы продублировать ранее мной отправленное из Германии, Австралии… Тогда я стал собирать свои письма, попытался как-то их систематизировать, разложить по времени, при повторном прочтении что-то не понравилось, что-то потребовало правки, навалились воспоминания…

Я раньше писал стихи. Прозой не занимался: некогда было, не было условий. Только когда стал собирать воспоминания — как-то в них вдруг стали проситься и ранее написанные стихи. Попробовал вставить — вроде получилось. Когда же меня подхлестнули наши фидошники и предложили издать хотя бы для себя то, что я накропал — я взялся писать. Вначале я хотел описать тот период начала реактивной авиации, который мне довелось в своей летной жизни застать. Потом эти записки стали обрастать всем, что было с полетами связано: невозможно отделить полеты от жизни, сухо и пусто получается. Так вот и возникла настоящая работа.

Я не вел никогда дневников. Моими дневниками являлись летные книжки. У меня даже блокноты не все сохранились. Прошло уже много лет, поэтому многие имена и фамилии позабывались, пришлось их придумывать по ходу, остались только события. Те из них, которые мне казались интересными — я попытался здесь изложить, как — это судить читателю. Напоминаю, что имена и фамилии (кроме своего) здесь вымышленные, поэтому прошу читателя по этому поводу ко мне претензий не предъявлять.

Выражаю великую благодарность моим товарищам-фидошникам Дмитрию Громову, Евгению Волынскому (все — Харьков), Алексу Сотнику (Германия), Стасу Филштинскому и Марку Фельдману (Австралия), подтолкнувших меня на этот нелегкий труд.

Небо

Голубая бездна опрокинута над землёй.

Часами могу глядеть в эту пустоту, — и не надоедает.

Просто — лечь на спину в траву и смотреть в небо.

Сначала там нет ничего.

Пустота.

Потом там что-то появляется: ну, там, лёгкое ли облачко, птица, совершающая кругами свой патрульный полёт, способная часами парить в восходящих потоках нагретого добрым солнцем воздуха…

В душу снисходит божья благодать.

Всё земное становится мелким, не столь важным. Все заботы, хлопоты, проблемы земные — это мелочь в сравнении с бесконечностью неба.

* * *

Синевой, покоем дышит небо,

Страшной пустотой пугает небо.

Жутко мне смотреть в бездонья небыль,

Словно никогда я в небе не был.

Улететь бы лебединой песней,

Раствориться в сини поднебесья:

Пусть растают в голубом просторе

И любовь, и радости, и горе!…

Но сильно земное тяготенье,

Тяжелы невидимые путы…

Жизнь моя — единое мгновенье,

А мгновенно путы — не распутать…

Небо будет всегда.

И было всегда.

Оно было и тогда, когда меня не было, оно будет и тогда, когда меня не будет, небо — вечность…

Птица. Птица парит в небе. Высоко-высоко. Она даже не шевельнёт крылом. Вот так просто раскинула крылья и лежит на тёплых потоках воздуха. Интересно, сколько она может так вот продержаться в воздухе? Час, два? А может, больше? Неужели у неё крылья не устают? Наверное, ей там хорошо.

Мне бы крылья. Вот так раскинуть и парить, ни о чём не думая.

Не нравится здесь, — перелетел туда.

Не понравилось там — места на земле много.

Главное — это свобода…

Птица вдруг забеспокоилась, стала удаляться.

В небе послышалось тарахтенье мотора.

Я сел и стал осматриваться: самолёт у нас был редкостью.

Всё ушло на фронт.

Даже полуторки.

Остались одни лошади, да и тех раз-два да обчёлся. Почти всех поели.

Господи, и чего только люди ни ели: и лебеду варили, и прошлогоднюю картошку по весне в поле выискивали (там одни мешочки оставались от неё, так эти мешочки на мясорубку — и лепёшки. Противно, а кушать-то хочется). И сусликов выливали. Льёшь воду в нору, пока суслик не выскочит. Тут же его на прутик да на костёр. Вкусно, как будто курицы поел. Только очень мало. Да и редко удавалось найти нору — мало их --">