Алексей Михайлович Горбачев - Подвиг доктора Бушуева

слово офицера, если вы кое-что сообщите мне, только мне одному, вы будете свободны и можете уходить на все четыре стороны. Подумайте, доктор. Мое сердце, так искусно заштопанное вами, хочет искренне помочь вам. У вас хорошие руки, у вас хорошая голова, и будет очень, очень печально, если ваши руки не смогут держать хирургический нож, а голова не сможет думать над операциями. Это будет очень печально. Подумайте, доктор, людям ещё нужны ваши руки…

И Фёдор Иванович нарушил свою клятву, он заговорил:

— Да, господин комендант, ваша жизнь была в моих руках. Да, моя жизнь теперь тоже в моих руках, но я не хочу покупать её ценой предательства моих товарищей. И запомните, господин с заштопанным сердцем, — русский врач заштопал ваше сердце и не жалеет об этом, русский солдат проткнёт ваше сердце — и русский врач тоже не пожалеет об этом.

От резкого удара Фёдор Иванович потерял сознание. Когда он очнулся, увидел доктора Корфа. Немецкий врач в недоумении посматривал то на русского коллегу, то на коменданта.

— Я решительно ничего не понимаю, за что вы его, герр комендант? — спросил он у Дикмана.

— За что? Он партизан! — крикнул полковник.

— Партизан? Коллега партизан? — спросил остолбеневший доктор Корф. Лицо его перекосилось от страха. Он попятился назад и вдруг истерично закричал: — Партизаны! Партизаны! Здесь все партизаны! — Доктор Корф толкнул плечом высокую тумбочку, на которой стоял гипсовый бюст Гитлера. Лупоглазое изваяние фюрера шлёпнулось на пол и раскололось.

— Партизаны! — доктор Корф бросился к двери и побежал, крича во всё горло: — Партизаны!

Полковник Дикман чертыхнулся и снова подступил к доктору Бушуеву.

— Не принуждайте применять к вам силу. Отвечайте, зачем и кому были нужны тол, горючая жидкость?

И в это время за окном, в стороне лагеря, раздался взрыв, а вслед за ним послышались приглушённые выстрелы.

И снова Бушуев нарушил свой обет, он заговорил:

— Ты, комендант, ждал ответа. Слушай — за меня отвечают мои друзья.

Вбежал обезумевший от страха гестаповский офицер.

— В лагере идет бой! Связь прервана…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Опять неудержимо бушевала весна и опять земля, как невеста перед свадьбой, примеряла свои новые наряды.

Всякий раз, когда генерал Казаков приезжал с женой Наташей в отпуск, чтобы отдохнуть среди тех лесов, где партизанил когда-то, он не забывал заглянуть в городскую больницу. Вот и сегодня. В просторном больничном коридоре он попросил нянечку, чтобы та позвала операционную сестру Майю Александровну.

— Подождите немножечко, она сейчас на операции с Филиппом Фёдоровичем, — ответила нянечка.

Генерал Казаков знал, что Филипп Фёдорович — это Филька, сын доктора Бушуева.

Когда-то суровой осенью сорок первого года мальчик остался один у разбитой бомбой машины. Сражённая осколком, недвижно лежала в запылённой придорожной траве его мама. Незнакомые добрые люди увезли мальчика на Урал в детский дом.

Однажды туда нежданно приехала тетя Майя и рассказала мальчику о гибели отца — расстреляли его на следующий день после того, как лагерь был разгромлен восставшими пленными. Двенадцатилетний мальчик плакал, он долго плакал, и тетя Майя плакала вместе с ним.

— А тот фашист, что убил папу, жив? — спрашивал Филька.

— Нет, мой мальчик, мы отомстили коменданту Дикману. Гниют его кости в нашей земле.

Потом Фильку пригласила к себе воспитательница, добрая и ласковая Зоя Александровна. В учительской стояла чем-то встревоженная тетя Майя.

— Ну вот, Филя, теперь есть у тебя мама, — тихо сказала Зоя Александровна и указала глазами на тетю Майю.

— Мама? Вы будете моей мамой, тетя Майя? — недоверчиво спросил он.

— Да, сынок, я всегда буду твоей мамой, — взволнованно ответила она.

Дня через два Майя увезла приёмного сына в родной освобождённый город.

Сейчас генерал Казаков нетерпеливо посматривал на стеклянную дверь, откуда вот-вот должна была показаться Майя. Они с Наташей уже договорились пригласить её в лес на речку. Сегодня суббота, короткий рабочий день, значит, можно заночевать на берегу, разжечь костер, сварить вкусную уху, а потом весь воскресный день проплескаться в реке.

— Сергей Дмитриевич! Наташенька! — услышал Казаков и увидел Майю. Она подошла к ним в белом халате, уставшая, но чём-то взбудораженная.

— Здравствуйте, родные, — говорила она, целуя гостей.

--">