Ольга Бенуа , Ирина Мосман - Осенние звёзды

остатками мишуры. Рядом две юные мамаши развлекали упакованных в разноцветные комбинезончики детей. С трудом поворачивавшийся во множестве одежек малыш ковырял синей пластмассовой лопаткой ноздреватый снег. Сосед Василь Михалыч выгуливал любимого пса. Собака, одуревшая от внеочередной смены сезонов, флегматично обнюхивала чью-то потерянную перчатку. В такую погоду хорошо депрессию культивировать. Решительно, зима не удалась.

— Наталью ждать не будем, все равно опоздает, — Лариса отвернулась от окна, поправляя на шее изящное колье. Украшение застенчиво поблескивало алмазными искрами, намекая на высокопробное происхождение.

— Ой, какая красота! — Светлана, высокая интересная женщина в ярком фартуке с подсолнухами, курсировавшая между кухней и гостиной, затормозила на повороте. Заинтересовавшись украшением, она даже перестала подпевать рекламной заставке, — Белое золото?

— Да, — похвасталась Лариса, — Олег Петрович подарил на Новый год.

На правах хозяйки дома она еще раз переставила блюда на обеденном столе. Достав из комода пачку белоснежных льняных салфеток, принялась сворачивать в форме папской тиары.

— О! Олег Петрович, — хитро улыбнулась Света, упав в мягкое кресло, стоящее напротив стола. Кресло едва слышно крякнуло, но она не обратила на это внимания. Застряв в эпохе кофточек с люрексом, Света помнила себя на два размера стройнее, предпочитая думать, что лишние наслоения на теле рассосутся сами собой, едва закончатся праздники. — Мне кажется, ему еще сорока пяти нет?

— Правильно, ему сорок два. Пятидесятилетних мужчин не привлекают ровесницы. Им не нужен умный собеседник с тонким восприятием мира. Им подавай стимул, — Лариса выразительно взглянула на подругу.

— Злая ты, Лариска, — полуобиженным-полушутливым тоном заметила Светлана, — если лет шестьдесят, значит, по-твоему, мужик банален и предсказуем, как рулон туалетной бумаги, — увлеченная разговором, она совершенно забыла о кухне и брошенном на столе шейкере.

— Во-первых, я не могу быть злой по определению, — вернулась к салфеткам Лариса, — у меня слишком хорошо налажена личная жизнь. Во-вторых, смотри, что мы имеем. Женщина постбальзаковского возраста, задумываясь о будущем, перекрашивается в блондинку, натягивает кожу живота на лоб, переходит на подножный корм. Ее подгоняет страх остаться на задворках жизни, быть брошенной мужем, уволенной с работы. А мужчина… Самец меняет не себя, а декорации, антураж: молодая жена, спортивная машина, загородный дом, белоснежная яхта. При этом на него, как правило, без слез не взглянешь. Хотя, я согласна, зависит от того, насколько человек себя любил.

— Даже любовь к себе не всегда помогает. Возраст! — филосовски заметила Света.

— Одного не понимаю, — Лариса стремительно седлала любимого конька, — почему мужчины так наплевательски относятся к своему здоровью и внешнему виду? Лет в сорок пять — пятьдесят ставят на себе жирный крест, забывая о близких! Отращивают пузо — комок нервов, входящий в комнату впереди владельца, обзаводятся пивным целлюлитом в самых необычных местах. Я согласна, с лысиной трудно бороться, но они не могут даже пятки пемзой потереть. Это на человеческие ноги не похоже становится. Больше напоминает неизвестную скальную породу, минерал, туф, базальт! Цокают этими наростами и нестриженными ногтями по паркету, как будто на Коньке-Горбунке едут. Кавалеристы.

— Тише. А то Валя расстроится, — Света посмотрела в сторону кухни. — Ей кажется, что ты слишком критична ко всем мужчинам планеты.

За окном сгущались ранние январские сумерки, разбавленные тусклыми кляксами фонарей. Любившая полумрак Лариса щелкнула выключателем изящного светильника в виде цветка на изогнутой ножке в углу.

— С другой стороны, хорошо Вале рассуждать под крылом почти идеального мужа, — продолжила она.

Света задумчиво кивнула.

— У моего уже пенсия на горизонте, романтика только по телевизору, цветы последний раз покупал тете Маше на кладбище, Восьмое марта — оливье под караоке. Тоска! — вполголоса сказала она, рассматривая геометрический рисунок на тапке.

Сочувственно вздохнув, Лариса присела на заваленный подушками низкий диван, стараясь не помять длинную черную юбку.

— Такова проза жизни: цемент любви и доверия рассыпался в прах, «здание» без капремонта покосилось.

В глубине души Лариса гордилась своим решительным --">