Сергей Валерьевич Мельников - Мы будем гореть в аду вместе

чая. Как только пересёк КПП, ввёл для себя сухой закон, и не нарушил ни разу. Может, поэтому вдохновения не было?

Ещё один день, похожий на ночь. Белые сопки до горизонта. Я топаю, проваливаясь в снег по колено. Идти тяжело, идти хорошо. От меня валит пар и с ним улетают мысли. Морозный воздух проходит сквозь мембрану. Куртка отлично сохраняет температуру. На лице лыжная маска, без неё тут не ходят. Как я ребёнком целый день по сопкам лазил в драповом пальтишке с синтепоновой подкладкой? Чудо из чудес. Верно, что мужчины – это случайно выжившие мальчики.

Я ведь как-то тоже ушёл в сопки: поссорился с друзьями из-за какой-то фигни. Шёл-шёл и заблудился. Сколько шансов найти замерзающего мальчика в бескрайней тундре, окружающей посёлок? Наверное, один на миллион. В той лотерее я выиграл.

Сегодня я ушёл утром. С Димкой взяли 4-летнюю Настёну и отвели в детский сад, потом самого Димку в школу, а я – как обычно, в сопки. Иду и не думаю. Хочу не думать. Просто иду, пока ноги двигаются. Пролетело чёрное утро, через пару часов кончился тусклый день, навалился беспросветный вечер, а я всё иду вперёд.

Да, я играю в карты с Богом и отчаянно жульничаю. Только у меня один туз в рукаве, а у него все тузы мира. Я знаю, что Томка моя в раю. Если такой человек, как она, в ад попадёт, вселенная взорвётся от несправедливости. Я очень хочу к ней. Так сильно, что ноет то место, откуда вырвали мне душу в день её смерти. Но самоубийц в рай не берут. Меня черти жарить будут, а она там, наверху, скучать. Она тоже меня ждёт, я знаю. И я пытаюсь умереть, но как бы не сам. Поэтому я гнал под коньяком. Поэтому я каждый день ухожу в сопки. Поэтому я не заряжаю телефон полностью. Я надеюсь каждый раз, но везение не мой конёк.

Сегодня я решил не останавливаться. Практический вопрос: «Вот я иду вперёд. Есть такой момент, когда случайная смерть может быть расценена, как самоубийство?»

А, Бог, в которого я не верю, но на которого надеюсь, ради той, кого люблю?.

Прошло много часов. Может, хватит? Вскарабкался на вершину ближайшей сопки: тьма кромешная. До горизонта снег. Сначала голубой, потом серый, дальше чёрный, как небо над ним, и ни огонька.

Как в детстве кручусь на месте, пока голова не закружится. Следы предательски указывают направление, откуда я пришёл, но поднимается ветер, выравнивая белый покров, и я благодарно ему улыбаюсь. Взбираюсь на соседнюю сопку: тьма. Я ловлю себя на мысли, что мечусь по вершине, вглядываясь вдаль, будто и в самом деле ищу огни уличных фонарей.

Эта мысль меня рассмешила. Я правда подумал, что Бог сейчас внимательно наблюдает за мной: на самом ли деле я заблудился, или это попытка Его обмануть? Или он по камерам отсматривать будет: по собственной ли воле раб Его с жизнью расстался? Я расхохотался и студёный воздух хлынул в лёгкие. Кашель ударил под дых, нога поехала, и я на заднице, смеясь и давясь скатился вниз.

Всё, представление закончилось, пора гасить свет. Давай, Бог, я готов. Я хорошо жил, и зла никому не делал. Меня можно в рай, я Тебе поляну не испорчу. Мне и не нужен там никто. Томку возьму за руку и сбежим куда-нибудь на краешек. Мы много места не займём, Ты и не заметишь. Мы договорились?

Кажется, я дождался, дотерпел. Зубы перестали стучать. Сердце погнало по венам маятное тепло, согревая, успокаивая, усыпляя. Я закрыл глаза, но было так темно, что почти ничего и не изменилось. Я ждал. Я ждал белого света, а он оказался зелёным.

***

Странный рай какой-то: та же сопка передо мной, та же за спиной, только снег переливается зеленью, а над головой медленно колышется изумрудное знамя полярного джихада. Напротив меня, в точно такой же позе, сидит моя Томка. Голышом, на холодном снегу. Сидит и грустно смотрит на меня.

Я хочу встать, но ноги не слушаются. Расстёгиваю куртку, но Тома грозно мотает головой:

– Не смей!

Она с укором смотрит мне в глаза:

– Кот, что ты творишь, а?

– Я соскучился, Томка… Очень. Мне так тебя не хватает. Почему ты голая, Том? Вам там одежду не выдают? Возьми мою куртку, пока не замёрзла.

– Какой ты дурачок. Я умерла, мне больше не холодно.

– Я тоже.

– Ты ещё нет. Тебе рано.

Я снова пытаюсь подняться, но ноги чьи-то чужие, и этот чужой вставать не хочет: не его любимая сидит сейчас в снегу голой попой.

– Не пробуй, Кот, не получится.

Она улыбается и смотрит на меня с тоской. Не поняла, что ли? Всего несколько минут, и холод проморозит сердце. Мы снова будем вместе.

– Том, солнышко, потерпи, я скоро, ещё --">