(Luca_A_Meite) - Одиночество (СИ)

========== Горько ==========

Это было ужасно, возмутительно, унизительно и просто решительно отвратительно. И обидно. Так обидно, что невозможно было сдержать слез. И даже совсем не в очках, испачканных протертым пастернаком, было дело. В первую очередь Перси задевало не отношение к нему родни, с которой он вновь обменялся целым ворохом любезностей, нет, совсем не это. Это можно оттеснить на задний план. Но то, что его начальник стал этому безобразию свидетелем, унижало и ранило, так сильно ранило, что сил не было.

— Не плачьте, Персиваль. Слезы никого из нас не красят, — рука министра магии легла на его плечо в сдержанном, но успокаивающем жесте. Было уже совсем темно — как же рано темнеет зимой, дня не увидишь! — и хлопьями валил снег, накрывая собой ткань мантии, волосы и чертовы заляпанные очки, для которых от злости и расстройства все никак не вспоминалось банальное бытовое заклинание очищения.

— Простите, министр, — всхлип, почти детский, обиженный, возвел кондицию унижения в абсолют. Хотелось убежать, позорно скрыться, чтобы внимательные желтые глаза не наблюдали так пристально через стекла тонких очков в проволочной оправе. Хотелось сдаться. Через годы этого танца на канате, усеянного шипами, хотелось сдаться.

— И не извиняйтесь, — строго это звучало, но не как приказ начальника, а по-доброму, без упрека. Было в Скримджере что-то, что трудно описать словами. Он не был теплым человеком, он серьезный, резкий и совсем не улыбается искренне, но он не был мерзким, как Фадж, и грубым, как Крауч. Перси не стыдно было сравнивать, за годы в Министерстве он натерпелся разного. И пока новый министр был больше спасением, чем новым мучением.

— Извините… — и, когда понял, что и на что ответил, лишь обреченно вздохнул, окончательно поникнув, — ох.

Руфус на это лишь покачал головой, взмахнув палочкой, чтобы очистить очки подчиненного от мнения его категоричной семьи.

— Вам есть с кем провести это Рождество?

Перси натянул очки, подняв на начальника покрасневший от слез взгляд.

— Нет, — этот честный ответ дался даже как-то слишком легко. Ничего и никого у него не было, кроме чертовой работы. В такой огромной семье родиться и таким одиноким стать, это тоже достижение, только медаль на грудь за такое не вешают и грамоты не выдают.

— Приглашаю Вас на бокал бренди. Не отказывайтесь.

— Я с радостью.

От аппарации тошнит. Или это от ненужных эмоций? Да к черту. Перси даже совсем не смотрит на дом, на пороге которого они очутились. Хоть какое-то подобие внимания возвращается к нему только когда они уже в гостиной, а мокрые от снега мантии и ботинки оставлены в тускло освещенном коридоре.

В гостиной тоже тускло — от лампы идет желтый свет, которого определенно не хватает и которого точно не нужно. Хозяин дома не был любителем праздников, потому Рождеством и не пахло. Вообще ничем не пахло, это было так странно. Или Перси просто отшибло нюх. Он предпочитал об этом не думать.

— Вы нечасто бываете дома, да?.. — тихо спросил он, посмотрев на каминную полку. Старые колдографии стояли в толстом слое пыли. Если приглядеться, пыльным в этой комнате было почти все.

— Порой прихожу поспать, — честно ответил Скримджер, достав из шкафа бутыль с обещанным алкоголем. — Пыль этому никак не мешает.

— У Вас… — это было бестактно, неловко и абсолютно очевидно, но вопрос все равно срывается с языка раньше, чем мозг успевает остановиться, — нет семьи?

— Нет, — те далекие сорок лет, когда отсутствие родственной души ранило, давно прошли, а когда тебе глубоко за пятьдесят, сожалеть о чем-либо просто не оставляешь себе времени. — Моей никогда не было, а родителей давно нет на этом свете. Ради работы многим жертвуешь. Порой и собственной жизнью. Вы как никто меня понимаете, Персиваль.

— Вы не пожалели? — тихо спросил юноша, смотря в дрожащий стакан в своей руке. — О такой жизни?

— Она становится тошной только по вечерам в темном и пыльном доме.

Юноша тихо усмехнулся, горько, едва вновь не расплакавшись, как ребенок. Столько времени запрещать, давить в себе эмоции, и так позорно сдаться. Какой ему к черту алкоголь, и без него тряпка.

— Что?

— Я только сейчас понял.

--">