(znaika) - Светлячки в саду (СИ)

просто слушает то, что ей говорят, без скепсиса и сомнений, Джо открывает для себя нового Генри. И кусочки головоломки наконец складываются в цельную картинку.

На фотографиях окружающие Генри люди кажутся счастливыми. Улыбки, объятия, танцы, веселье, вечный праздник воспоминаний. Только Джо видит, как с каждым годом грустнеет ее доктор Морган, и чем дольше она разбирает бесконечный ворох фотографий, тем меньше находит снимков с самим Генри.

Глядишь на светлячков в саду, любуешься огоньками, к мерцающим букашкам не прикипаешь сердцем, не знаешь их по именам, не впускаешь в свою жизнь, не заботишься о них до самого конца. А когда лишишься этого света, вряд ли будешь проливать слезы, вспоминать с тоской, грустью или виной, потому как знаешь, что так правильно, смерть естественна и необратима.

Действительно, лучше ни к кому не привязываться, хмурится Джо и заставляет себя прекратить касаться края изображения со счастливо улыбающимся Генри в компании Эбигейл. Так, по крайней мере, не придется сожалеть о том, что очередная попытка заполнить несколько десятилетий из вечности близостью с любимым человеком заранее обречена на провал. Эта версия Джо нравится больше, чем та, в которой она Генри совершенно безразлична.

А еще Джо очень не хочется быть или стать для него светлячком.

— Ты сегодня останешься? — интересуется Эйб и стряхивает на пол крошки от кексов.

Генри точно не допустил бы такого безобразия, улыбается Джо, зажмуривается и отвешивает себе очередную мысленную оплеуху. Настолько глубоко впустить кого-то в свою жизнь, чтобы приловчиться смотреть на мир чужими глазами… Нет уж, рассержено выдыхает она, увольте, пора это прекращать.

Джо собирает фотографии в отведенную под них желтую от времени папку на завязках, помогает поставить на сигнализацию антикварную лавку и обнимает Абрахама перед уходом.

Чтобы добраться домой, ей нужно проехать почти весь город, а вечер, кажущийся более теплым, чем день, не располагает к поездкам в такси. Джо распрямляет плечи, переходит дорогу и через пару кварталов оказывается у Бруклинского моста. Лукас, как ей передал Майк, подал заявление по собственному. Надоедливому ассистенту Генри осталось доработать какую-то жалкую неделю, а потом и этот одаренный судмедэксперт, который нахватался от доктора Моргана всяких премудростей, исчезнет из ее поля зрения. И Майк уже принимает ставки на то, кто уйдет следующим — обычно одиннадцатый участок теряет по три сотрудника.

По темно-синей глади реки тянется лунная дорожка, перила моста приятно холодят ладони. Где-то неподалеку раздается женский смех. Белый Форд Мондео едва не окатывает брызгами ботинки. Она нашаривает в кармане куртки четвертак, замахивается и бросает к центру серебряной полоски, но так и не решается загадать желание.

— Вот именно так я однажды заимел синяк на лбу, — и когда Джо слышит знакомый голос, то понимает, как сильно она по нему скучала. — Представляешь? Японские туристы напоследок устроили памятное прощание с Нью-Йорком, а тут я выныриваю во всей красе.

— И как же… Ты им помешал себя сфотографировать? — делая паузу из-за мгновенно пересохшего горла, спрашивает Джо и засовывает руки в передние карманы.

— Нырнул. Да и Эйб ждал меня на другой стороне, так что поплавать пришлось изрядно, — Генри подходит ближе и показывает рукой, где именно его дожидался приемный сын. Начищенные до блеска ботинки, выглаженное пижонское черное пальто, шарф с белой вставкой и улыбка на все наглое лицо. — Прости, что заставил ждать, у меня были…

— Неотложные дела, понимаю, — она не в силах прекратить улыбаться. — Ты бы ни за что на свете не бросил Эйба без веской на то причины.

— Не только Эйба, — добавляет Генри и глядит ей в глаза.

— Знаешь, а я тебе верю, — Джо касается его теплой ладони.

И в какой-то момент ей кажется, что это признание гораздо важнее, чем клишированная фраза «я тебя люблю».

--">