(Rauco) , (Brujo) - Ритуал (СИ)

содрогнулись и взвыли, уходя в совместный экстаз, а затем воину снова пришлось покинуть свою супругу и выйти в центр. От запаха благовоний начала немного кружиться голова. Собравшиеся вокруг яутжи превратились в безликие серые тени, тонущие в расползающемся по залу мареве. Песнопения полились сплошным неразделимым фоном.

Сумрак медленно дошел до черного пятна и встал, покачиваясь, как в полусне. Засохшая смесь песка и крови стягивала кожу, периодически отлетая жесткими корками, царапины на спине горели, запорошенные пылью, по ногам стекала слизь, к которой то и дело липла набедренная ткань. Но все это как-то было сейчас неважно. Казалось, вместе с потраченным семенем утекли все оставшиеся силы… Тем не менее, ритуал предстояло повторить еще дважды.

Он повернулся к третьему жертвеннику и попытался сфокусировать взгляд на Жрице, что маячила у треножника размытым белым пятном. Краем глаза самец увидел, как его супругу повторно раздевают и тщательно моют; подносят какое-то питье. Сумраку тоже страшно хотелось пить, но о нем как будто бы все забыли. Либо страшились подойти…

Осень перешла в следующий угол, и самка из свиты Белой Матушки помогла ей накинуть светлое платье, подав светлую маску. Напев сменился, и теперь в нем звучала нежность; барабаны смолкли. Дождавшись готовности своей партнерши, Сумрак направился к месту нового соития, где служительница Храма, стоило паре воссоединиться и прилечь на белую ткань, бросила в слегка курящуюся чашу свежие травы. Они мгновенно начали дымить, тлея и съеживаясь, подобно ярко вспыхивающей, но затем неизбежно увядающей жизни. Возносящийся к небесам дым неспроста издревле ассоциировался у народа яутжей с Вершительницей Судеб.

— Белая богиня — благословила! — голос Жрицы прорвался сквозь хоровое пение, и густое облако окутало Сумрака и Осень, надежно спрятав их в своей душной, горячей глубине. Теперь самец действовал практически наощупь. Дышать стало трудно, и сознание окончательно поплыло…

Он устало прильнул к супруге и потерся о нее головой, неожиданно услышав в ответ ласковое мурлыканье, совершенно несвойственное дочери Свободы. Ободренный, сын Грозы замурчал в ответ и, приподнявшись над самкой, несколько раз ткнулся в нее наугад. Проникновение удалось не сразу, но через пару минут Сумрак все-таки преуспел и с хриплым стоном вторгся в послушно разошедшееся под его натиском лоно. Тогда он плотно прижался к притихшей Осени, а та обхватила его всеми конечностями и сладостно задрожала, до упора насаживаясь на пульсирующий стержень.

На этот раз они спаривались долго, неторопливо и с наслаждением, держа постоянный ритм и безраздельно ощущая друг друга. Кончали тоже длительно и бурно, до хруста стискивая объятия, крича почти мучительно, извиваясь, отчаянно хватая воздух, соприкасаясь лобными частями масок и упираясь почти до боли в шее… А после разошлись с большим трудом.

Выйдя из облака, сын Грозы занял исходную позицию и попытался отдышаться. Из живого глаза сплошным потоком лились слезы, попадая в рот и сбегая по шее; мышцы непроизвольно подергивались. Что творилось вокруг он уже не видел, да и не стремился. Все, что осталось перед его взором — это последняя черная линия, вдоль которой предстояло пройти. Что находится на противоположном конце, различалось слабо…

Лишь, когда напев изменился в очередной раз, сойдя на еле слышный шепот, и фигура в серых одеждах поманила Сумрака к себе, самец двинулся с места. Финальное соитие должно было произойти под покровительством Хозяйки Времени. Приблизившись к самке, опять принявшей новый облик, сын Грозы забрал ее руки в свои, и пара медленно опустилась на сизое покрывало перед жертвенником. Тогда Жрица, встав над ними, громко произнесла:

— Серая богиня — благословила! — и выплеснула из чаши прохладную воду, чья текучесть символизировала безвозвратность прошлого и неизбежность будущего, подвластных лишь одной Провидице. Смывая кровь, песок и пепел, вода побежала по телу обессиленного воина, безжалостно пробудив утихшую, было, жажду. И в четвертый раз Сумрак возлег со своей супругой. Погрузив свое естество в обмякшее лоно, он не без странного удовольствия ощутил внутри собственное загустевшее семя, мягко коснувшееся напрягшейся головки члена. Утомленная не меньше своего охотника, Осень

--">